Страсти по Тьеру, действия в Польше в 1809 Опции

[Юрий]

Вот здесь коллега alba выложил текст Луи-Адольфа Тьера (Тьер Л.-А. Империя. Т. 2. М.: «Захаров», 2014. С. 555, 556-557, 585, 634, 636.) с описанием происходившего на «польском направлении» во время войны 1809 года между Австрией и Францией. Как я понял, изначальный посыл был следующим - «Вот как оно было на самом деле. Сам Тьер написал». Собственно рассказом, что на самом-то деле оно было не совсем так (а местами и совсем не так) я собираюсь заняться далее.

«Седьмой австрийский корпус под командованием эрцгерцога Фердинанда

…
В соответствии с военной реформой эрцгерцога Карла австрийская армия получила армейскую организацию. Части стоявшие в Галиции образовали 4-й армейский корпус под командованием ген-от-кав графа Бельгарда (тамошнего генерал-губернатора). 16 февраля 1809 корпус меняет номер (на 7-й) и командира (на эрцгерцога Фердинанда д'Эсте). Причины были сугубо политического характера – эрцгерцог имел куда меньше военного опыта чем Бельгард, но приходился родным братом супруге австрийского императора Марии Людовике и поскольку предполагалось, что командующему корпусом, весьма вероятно, придется вести дипломатические переговоры с русскими и пруссаками фигура императорского шурина подходила для такой ответственной миссии куда более. Боевые же действия против поляков представлялись быстрой и легкой прогулкой с чередой ненапряжных побед, поэтому особых военных дарований от командира корпуса не требовалось (впрочем, на всякий случай, эрцгерцогу придали опытного начальника штаба - полковника Бруш фон Нойдберга).

в составе 37-38 тысяч человек

Штатная численность корпуса составляла 36900 человек и он был самым многочисленным в австрийской армии. Кроме того в австрийской Галиции находилось до 7500 войск в гарнизонах и примерно 12000 новонабранных рекрутов, проходивших обучение. Реальна численность 7-го корпуса, по разным причинам, к началу войны не превышала 33000.

двигался на Варшаву, спускаясь вдоль Вислы.

Конфигурация границы между Австрией и ВГВ была крайне невыгодной для последнего – от пограничной Пилицы до Варшавы было всего 4-5 дневных переходов, а на правом берегу Вислы от австрийской границы до варшавского предместья Праги до и вовсе можно было добраться за несколько часов. В реальности австрийцы двигались не вдоль Вислы (на север), а заходили по дуге, подходя к Варшаве с юго-западного направления.

Поскольку он формировался в Галиции, ему предстоял недолгий путь

У неискушенного читателя могло создаться впечатление, что корпус формировался, главным образом, из местных уроженцев, но это абсолютно не так. В состав корпуса включили части набиравшиеся как можно дальше от Галиции – здесь были иллирийцы, валахи, венгры, хорваты, немцы, французы и очень небольшое количество поляков.

к тому же он отбыл довольно рано, как и все австрийские корпуса. Его операции, как и операции в Германии и Италии, начались 10 апреля.

Изначальным планом, подписанным эрцгерцогом Карлом, 7-му корпусу предписывалось начать движение уже 8-9 апреля, чтобы 10 пересечь границу. Но Фердинанд в план начал вносить свои коррективы - стоявшая на правом берегу Сводная бригада Брановацки была отправлена на крайний левый фланг для захвата Ченстоховы. Помимо того, что на правом берегу оставалось всего 2 эскадрона гусар, эти передвижения привели к общей задержке, и австрийцы перешли Пилицу только 14 апреля.

Польской армией командовал князь Юзеф Понятовский.

Князь Понятовский считался командующим польской армией сугубо номинально, как военный министр. Одновременно он был командиром одной из трех дивизий. Командиры двух оставшихся (Домбровский и Зайончек) формально были с ним совершенно равны по положению (во всяком случае, были убеждены, что министерский портфель ещё не дает князю никаких прав отдавать им приказы). Только после оставления Варшавы и отхода польской армии за Вислу, Понятовский добился от Госсовета ВГВ официального приказа о назначении его Главнокомандующим и безусловного подчинении ему всех польских сил.

Наполеон, занятый подготовкой великих ударов Австрийскому дому, не смог уделить этой армии много времени.

К 1809 году армия ВГВ состояла из 12 пехотных полков, 6 кавалерийских полков, 3 батальонов пешей артиллерии и эскадрона конной артиллерии, организационно распределенных по 3 дивизиям. Содержать такую массу войск на свои средства герцогству оказалось не под силу, поэтому часть полков Наполеон взял на французское содержание и, что совершенно естественно, использовал эти части по своему усмотрению и для собственных нужд. Накануне войны польская разведка в общем-то достаточно точно смогла определить и состав и численность австрийских сил на своих границах (Краков в феврале посетил лично генерал Рожнецкий, а Галицию "по частным делам" в феврале -марте - генерал Сокольницкий) и даже информировали об этом Наполеона. Однако в самой Варшаве серьёзного значения данным не придали, тем более, что и сам императорно, ознакомившись с данными, авторитетно заверил поляков:
- австрийцы не такие идиоты, чтобы столько сил сосредотачивать на третьеразрядном направлении;
- если в Галиции и есть какие-то силы, предназначены они исключительно для обороны собственных земель;
- в любом случае, поляки получат помощь от русской армии (коих то ли 50 то ли 70 тысяч уже готовились выступить в поход);
- вообще нет оснований для паники, война в ближайшее время не начнется;
- а когда начнется, следует прямо идти в автрийские земли, где подымать народ против "оккупантов".
И Понятовский и Госсовет были со всем вышеперечисленным абсолютно согласны, в результате войска ВГВ к середине апреля все ещё оставались рассредоточенными, а в штабе, если и готовились какие-то планы, то исключительно наступательного характера.

Удалось собрать 15 тысяч человек регулярных войск и небольшое саксонское подразделение, оставшееся в Варшаве. ...
/.../

Штатно армия ВГВ насчитывала 31713 человек, но … 3 пехотных полка (4-й, 7-й, 9-й) с 1808 воевали в Испании, 2 пехотных полка (10-й, 11-й) стояли гарнизоном в Данциге, 5-й пехотный располагался гарнизонами в Ченстохове и Кюстрине, 4-й полк конных стрелков стоял вдоль западной границы от Поморья до прусской Силезии. Т.о. непосредственно для отражения наступления можно было использовать едва половину армии – 11265 пехоты, 4854 кавалерии и 1548 - артиллеристы и обоз. Да, была ещё саксонская бригада Поленца (3 батальона пехоты, 2 эскадрона гусар и 1 артиллерийская батарея – 2864, 194 и 389 при 12 орудиях соответственно) "забытая" в Варшаве, которая приняла участи в сражении при Рашине, после чего … отбыла поспешно в Саксонию.

Сообщение отредактировал Юрий - 10.9.2020, 17:06

[alba]

Как я понял, изначальный посыл был следующим - «Вот как оно было на самом деле. Сам Тьер написал».

Нет. Смысл был в том, что и французская сторона, хвалебно отзывавшаяся о своих поляках, не увидела их победы над австрийцами.

[Юрий]

Нет. Смысл был в том, что и французская сторона, хвалебно отзывавшаяся о своих поляках, не увидела их победы над австрийцами.

В таком случае, приношу извинения. Продолжение будет.

[Илья]

Вот здесь коллега alba выложил текст Луи-Адольфа Тьера (Тьер Л.-А. Империя. Т. 2. М.: «Захаров», 2014. С. 555, 556-557, 585, 634, 636.)

С переводом издательства Захарова есть несколько проблем. Во-первых, он обрезан по сравнению с оригиналом весьма серьезно. Во-вторых, там куча ошибок и даже отсебятина встречается. Все потому что переводили на коленке и научному редактору не дали это вычитать.
Несколько лет назад с карандашом проверил одну главу. Итог такой
- 1/7 текста пропущена
- в среднем одна ошибка на каждые три страницы
вот тут я писал об этом

список ошибок - судите сами, насколько они критичны для исторического перевода

в одной из глав они даже вставили имя супруги баварского курфюрста - видимо, не хотели переводить слово "курфюрстина", написанное в оригинале. Но воспользовались википедией и промахнулись, указав не ту из его жен

Похоже, что там можно читать перевод с большой осторожностью и нормальное у них только "Консульство", которое просто перепечатали с перевода 1840х годов.

[alba]

Во-вторых, там куча ошибок...

Например, про действия Понятовского после сдачи Варшавы напечатано, что он разбил несколько австрийских "корпусов", переправившихся через Вислу.

Сообщение отредактировал alba - 10.9.2020, 18:28

[Юрий]

...Понятовский... оказался 10 апреля один на один с эрцгерцогом Фердинандом. Спускаясь вдоль Вислы, истоки которой находятся между Силезией и Галицией, эрцгерцог двигался по левому берегу Вислы к Варшаве
...И князь Понятовский решительно выдвинул навстречу эрцгерцогу Фердинанду 12 тысяч человек. Это были те самые солдаты, которые впервые начали воевать вместе с французами в 1807 году и которые теперь, соединив с их природной храбростью и пламенным патриотизмом начала военной выучки, обретённые во французской школе, представляли собой превосходное войско. К несчастью, численное превосходство австрийцев было столь велико, что оставалось надеяться лишь на достойное и энергичное, но отнюдь не успешное сопротивление. После нескольких мелких кавалерийских стычек князь Понятовский решил защищать подступы к Варшаве основными силами своих войск.

Первая часть текста есть повторение изложенного ранее, с теми же ошибками – все их я уже разобрал. Что касается второй – я даже не буду пробовать состязаться с Тьером в мастерстве литературного изложения – просто расскажу о том, что было Тьеру неизвестно и что происходмло до сражения при Рашине, по мере возможности живенько, занимательно и придерживаясь исключительно фактов.
Вечером 13 апреля, в лучших традициях романтических рыцарских романов, Фердинанд отправил гусарского лейтенанта Йозефа Ташани с личным письмом к Понятовскому, в котором сообщал, что в течении ближайших12 часов намерен со своими войсками перейти границу. Помимо письма Ташани должен был вручить воззвание к полякам, подписанное эрцгерцогом (весьма примечательный документ). Бравый лейтенант так боялся опоздать к первым боям, что отдал письмо первому же встреченному польскому пикету; командир пикета поручик Ян Красницкий, в свою очередь, перепоручил доставку кстати встреченному инженерному подполковнику Мале; который и вручил послание эрцгерцога адресату утром 15 апреля.
Известия об австрийском наступлении стало весьма неприятным сюрпризом и для польского правительства и для военных – последние как раз приступили к исполнению плана по выдвижению армии к австрийской границе (для последующего похода на Краков): 10 апреля выступили 5 полков кавалерии под командой генерала Рожнецкого, несколькими днями позднее выехал подполковник Мале, с целью оценить состояние дорог между Варшавой и Пилицей а также наметить маршруты для движения пехоты.
В военном министерстве спешно собрали совет, на который был приглашен французский посланник Жан-Шарль (Джанкарло) Сэрра. Мнения на совете разделились: генерал Домбровский настаивал столицу оставить, войска увести за реку, до подхода русских союзников сосредоточиться на наборе подкреплений, ограничившись «малой войной» - главным оппонентом выступил Сэрра, заявивший, что столицу оставлять без боя нельзя ни в коем случае, более того, защищать её до последней возможности. Каждое мнение нашло сторонников и страсти разгорелись нешуточные. Чтобы их потушить Понятовский, за которым оставалось последнее слово, объявил решение сочетавшее оба предложения: Домбровский отправиться в Познань, где озаботится набором пополнений и начнет «малую войну» опираясь на западные департаменты; сам князь с полевой армией даст сражение за пределами столицы, и если в этом сражении не получиться остановить/отбросить австрийцев, Вашава будет оставлена, а армия отведена за Вислу. Если, в силу профессиональных качеств, военные смогли достаточно быстро собраться с мыслями и перейти к активным действиям, то на заседании Госсовета царила растерянность и паника – несколько часов длилось безрезультатное заседание, и лишь только «прибытие посланника Сэрра оживило дискуссию и способствовало принятию ряда важных решений».
Тем временем, 15 апреля у Могельниц поляки и австрийцы впервые скрестили оружие: здесь сошлись два 1-х полка (гусары Кайзера и конные стрелки Пшебендовского). Дело закончилось потерей нескольких раненых с обоих сторон и только численное превосходство позволило австрийцам оттеснить поляков. Это, в ствою очередь дало повод Рожнецкому отослать бодрый рапорт, в котором он «от фонаря» оценил силы наступающих австрийцев в 12000 пехоты и 4000 кавалерии. 17 числа, в новом столкновении у Конева, дело для польской кавалерии имело менее благоприятный исход; их потери втрое превышали таковые у противника (кстати, среди погибших оказался лейтенант Йозеф Ташани); зато были захвачены несколько пленных, что позволило получить более адекватные данные об общей численности противника (что, в свою очередь, заставило Рожнецкого поспешно откатиться назад, утратив соприкосновение с противником). В тот же день, комендант Праги майор Горновский, выслал небольшой отряд в австрийские пределы на правом берегу Вислы: успешно избежав подготовленной ему австрийцами ловушки, отряд пробился назад, принеся чрезвычайно важную информацию – на правом берегу крупных австрийских сил нет, а граница прикрыта лишь небольшим кавалерийским отрядом.
Т.о. 18 апреля Понятовский получил полное представление об общей ситуации:
- с правого берега Вислы ничего не угрожает;
- 7-й кропус австрийцев движется на Варшаву двумя колоннами, превосходя все польские силы численно, как минимум, вдвое.
Обе дороги, которыми двигались австрийцы, сходились у Рашина …

Продолжение будет.

[Юрий]

Девятнадцатого апреля он остановился на позиции Рашина, образованной из лесов, перерезанных болотами.

Расположенная всего в 12,5 км к юго-западу от Варшавы, позиция у Рашина представляла несомненные выгоды для обороны, причем для обороны против численно превосходящего противника. Фронт позиции прикрывала река Равка, протекавшая в топкой и заболоченной долине. Значительная протяженность позиции (5-6 км) компенсировалась тем, что перейти реку можно было только в трех местах: в центре – напротив Рашина, правее (с польской стороны) – у Михаловиц и левее – у Яворово. Теоретически, левый фланг позиции мог быть обойден ниже по течению Равки, где долина реки была менее широкой, а болота более проходимыми, или же ещё далее – вдоль левого берега Вислы (где болот и вовсе не было); но выполнение данного маневра требовало изрядно времени. От Рашина на юг (к Тарчину) тянулась дорога; на расстоянии около 1 км от реки, вдоль этой дороги вытянулись селения Малые и Большие Фаленты. За Фалентами (ближе к реке) под острым углом к дороге примыкала дорога на Надажин (т.н. Краковский тракт), западнее Фалент на этой дороге находилось селение Янки, от которого отходила менее обустроенная дорога к Михаловицам. Восточнее центральной дороги имелась ещё одна (к Пясечной), которая, совершив поворот, примыкала к ней перед Фалентами. Вообще, вся местность к югу от Равки изобиловала небольшими лесочками, отдельными болотцами, группами деревьев, и невысокими холмами, а также полями, разделенными канавами – все это мало способствовало «правильному сражению», так как ограничивало видимость и затрудняло маневрирование (в особенности для кавалерии). В 5 км к югу и вовсе начинались густые леса, движение через которые было возможно только по дорогам. Стоит также отметить, что северный берег Равки несколько возвышался над окружающей местностью, что благоприятствовало ведению артиллерийского огня.

В течение восьми часов князь отстаивал эти леса и болота с 12 тысячами солдат у 30 тысяч австрийцев,

Разберемся сначала с численностью войск. В распоряжении Понятовского было 13 батальонов, 17 эскадронов и 39 орудий, что составляло примерно 14 тысяч, из них непосредственно в сражении приняло участие 12,5. Австрийцы подходили к полю сражения вытянутыми колоннами, так что численность их наращивалась по мере подхода – только где-то к середине дня эрцгерцог собрал 24 тысячи, из них реально в бою приняли участие не более 17-18.
Поляки заняли оборону следующим образом: у Михаловиц 2 батальона при 4 орудиях генерала Беганьского – правый фланг; в Рашине 5 батальонов при 12 орудиях генерала Поленца – центр; у Яворово 2 батальона при 6 орудиях генерала Каминьского – левый фланг; в Фалентах расположился авангард генерала Сокольницкого (3 батальона при 6 орудиях); ещё далее к югу выдвинулись 4 кавалерийских полка при 4 конных орудиях генерала Рожнецкого; 7 орудий образовали артиллерийский резерв позади Рашина; наконец в 1000 саженей позади стоял 6-й полк улан – его главной задачей было своевременно выявить обходной маневр австрийцев, ежели таковой будет придпринят.
Австрийцы выступили достаточно поздно: лишь в 10 утра их передовые дозоры вошли в соприкосновение с кавалерией Рожнецкого, и начали её оттеснять к северу. Только к полудню головы колонн, наконец, выбрались из лесов и начали разворачиваться в линию. Тем временем Рожнецкий, который уже успел изрядно потрепать наседавших на него кавалеристов противника, сместившись вправо, переправился через реку у Михаловиц и занял место в тылу главной позиции.
Только теперь командующий 7-м корпусом смог увидеть изготовившихся к бою поляков и оценить их расположение. С планом предстоящего сражения в штабе корпуса особо не заморачивались – его исход должен был решить прямой и примитивный лобовой удар, без всяких лишних изысков и сложностей с фланговыми обходами. Больше всего эрцгерцога беспокоило, что поляки, в последний момент, откажутся от полевого сражения, отступят и запрутся в Варшаве. В этом случае прийдется тратить время на осаду столицы Герцогства (а австрийцы почему-то были очень высокого мнения о мощности городских укреплений), чего позволить себе командир корпуса никак не мог. И поэтому он отдал приказ к атаке, не дожидаясь сосредоточения всех своих сил.

Продолжение будет.

[Юрий]

Прежде, чем продолжить, исправляю ошибку – «Краковским трактом» называлась центральная дорога ведущая к Рашину от Тарчина.
*
С высот у Рашина князь Понятовский, в течении часа (с 12 до 13), внимательно наблюдал как вышедший из леса австрийский авангард неспешно занял позицию поперек Краковского тракта южнее Больших Фалент, следующие позади части, столь же неспешно, начали выстраиваться в направлении левого фланга, а кавалерия авангарда, ещё более неспешно, потянулась далее – к Яворово и Давидам. Исходя из увиденного, а также полагаясь на шаблонную методичность австрийцев (мнение сформированое, в том числе, на основе личного опыта службы в австрийской армии), князь сделал выводы, коими не замедлил поделиться со своим штабом: уверенный в своем численном преврсходстве, эрцгерцог никак не ожидал, что поляки решаться противостоять ему в полевом сражении; обнаружив изготовившегося к бою противника, он, скорее всего, дождется подхода всех своих сил, тщательно изучит позицию и, лишь потом, начнет атаки, скорее всего, комбинируя прямой удар с обходным маневром; с большой долей вероятности активные действия австрийцев начнутся не ранее завтрашнего дня, так что нет оснований что либо менять сегодня в диспозиции. Однако, вопреки сделанному прогнозу, австрийцы двинулись вперёд, даже не закончив построения.
Перспектива, что враг ускользнет из под самого носа, лишив его тем самым неминуемых победных лавров, заботила эцгерцога куда больше, чем проблемы координации между атакующими отрядами: в 13:00 он отдал приказ генералу Мору взять Фаленты, а бригаде Чивальярта при поддержке кавалерии генерала Герингера оказать поддержку наступлением на левый фланг поляков (совершенно игнорируя то, что две последние части только начинали выдвигаться на исходные позиции). К счастью для австрийцев, пересеченная местность и естественная инерционность при передаче приказов, смогли частично компенсировать чрезмерную торопливость командующего корпусом.
В 14:00 8 конных орудий, приданных бригаде Шпета, начали обстрел Больших Фалент, польская артиллерия энергично отвечала. Получасом познее 2,5 бальона австрийцев из полка Вукассовича резво пошли на из штурм деревни. Первоначально они двигались по открытой местности, попали под плотный огонь польских орудий пришли в замешательство; тогда генерал Мор распорядился повернуть вправо в направлении лежащего перед Фалентами ольхового леса, каковой венгры быстро захватили, выбив оттуда значительно уступавших им польских застрельщиков.
Все 3 батальона, составлявшие передовой отряд Сокольницкого, были поставлены отдельно: батальон 8-го полка, усиленный 6-орудийной батареей Солтыка, занимал Большие Фаленты (ближе всего к австрийцам), батальон 6-го полка стоял в Янках и батальон 1-го полка располагался позади, восточнее Малых Фалент. Приведя себя в порядок, под прикрытием деревьев, батальоны Мора в 15:00 всей массой обрушились на противостоящий им единственный польский батальон. Удар оказался настолько мощным, что поляки смешались и вынуждены были оставить Большие Фаленты. Тем временем в Малые Фаленты спешно прибыли генералы Фишер (начальник штаба) и Пелетье (начальник артиллерии); последний, оценив критичность ситуации, распорядился немедленно вызвать из резерва 3 конных орудия. Едва они прибыли, как батальон бросился в контратаку, вернул захваченную деревню и даже смог укрепиться на окраине ольхового леса. В ответ австрийцы выставили две новых батареи, доведя количество действовавших здесь орудий до 24. Деревня запылала, подожженная артиллерийским огнем, несколько зарядных ящиков взлетели на воздух, обороняющиеся несли большие потери; особенно доставалось артиллеристам, которым приходилось постоянно менять позиции – многие канониры были убиты и ранены, так что к орудиям пришлось ставить пехотинцев. И тем не менее Большие Фаленты поляки удерживали вплоть до 16:00, когда к атакам венгров присоединились 3 батальона полка Коттулинского (присланного из бригады Чивальярта).
Тем временем на правом австрийском фланге разворачивались действия, которые ярчайшим образом могли бы проиллюстрировать «как не надо делать». Первоначальным планом предполагалось, что 6 батальонов Чивальярта, при поддержке 4 эскадронов гусар Палатина, перейдут Равку у Яворово, в этом им должны были содействовать 2 батальона валахов (взятых из авангарда Мора) ударом на Давиды. Так как пехота изрядно отстала, эрцгерцог распорядился гусарам атаковать без ее поддержки – австрийская кавалерия сунулась было к мосту у Яворово, попала под огонь польской артиллерии, попробовала форсировать реку правее и левее моста, увязла в болоте и с потерями вынуждена была отступить в полном беспорядке. К этому времени поспел высланный для поддержки гусар кирасирский полк Соммарива, его командир (полковник граф Ауерсперг), вероятно не без злорадства, наблюдая за беспорядочным отступлением гусар, решил «утереть нос легкой кавалерии» и … дал приказ своему полку атаковать Янково через реку. Разумеется, результат был ещё более печальным – выбираться, под артиллерийским огнем, из болота кирасирам было куда труднее, чем гусарам, многим это вообще не удалось сделать. На счастье незадачливых латников прибыла австрийская батарея, которая заняв позицию на небольшом песчаном холме, отвлекла на себя внимание польской артиллерии. Воспользовавшись этим кирасиры поспешили ретироваться, а вскоре за ними вынуждена была последовать и батарея, так как скученные на холме орудия представляли очень хорошую цель. Когда кавалерия уже находилось на безопасном отдалении, наконец прибыли 3 батальона полка де Линя – история с кавалеристами повторилась до мельчайших подробностей (разве только поспешное отступление пехоты было не столь стремительным как у кавалерии). И только в этот момент у Давидов явились два батальона валахов: им удалось таки перейти реку и занять Давиды, но попытка двинуться далее была пресечена огнем поляков. Не получая дальнейших приказов, оба батальона бесцельно простояли здесь до конца сражения, утешаясь впрочем тем, что одним своим присутствием они удерживали на месте отряд генерала Каминьского. Разочарованный отсутствием нужного результата эрцгерцог утратил к этому направлению всякий интерес.
Перенесемся теперь на левый австрийский фланг. Здесь, по дороге из Пясечной, двигался отряд генерала Шаурота – 4 роты полка Вукассовича, 2 эскадрона гусар и конная батарея. Выйдя из леса, около 12:00 отряд наткнулся на несколько эскадронов 2-го полка улан. После непродолжительной схватки, уланы отошли в близлежащий лес, а гусары «изобразили преследование». Двинувшись далее, Шаурот оказался перед целой бригадой польской кавалерии (в этот момент Рожнецкий совершал свой маневр отхода к Михаловицам). Опасаясь, что следом движутся большие силы, Рожнецкий счёл за лучшее продолжить отступление, впрочем двигался он весьма неспешно; Шаурот, не менее опасаясь, что кавалерия наведет его на скрытые позиции, можно сказать «крался» следом. Таким образом оба достигли Михаловиц, где Рожнецкий и перешел беспрепятственно реку. Осмотрев находящиеся за рекой польские позиции, командир австрийцев пришел к выводу, что для атаки силами его слабого отряда она слишком сильна, расположив часть сил на окраине леса, чтобы «обозначить» свое присутствие, большая часть отряда двинулась в восточном направлении к Янкам. Здесь австрийцы обнаружили батальон 6-го полка под командой полковника Юлиана Серавского, и решили, что для атаки эта цель вполне подходящая. Шаурот действовал весьма обстоятельно: сначала открыла огонь, поставленная на пригорке батарей, и только, когда под градом ядер, польская пехота вынуждена была оставить деревню, вперёд двинулась пехота австрийская, имея на флангах по эскадрону. Построив батальон в каре, Серавский двинулся по направлению к Фалентам, откуда уже несколько часов доносилась яростная канонада, австрийцы быстро обойдя его с флангов вне досягаемости огня заняли лежащую на пути движения деревеньку Пухалы, в которой захватили большой склад, где и укрепились. Видя невозможность пройти напрямую, Серавский принял влево и по самому краю болот прошел к дамбе напротив Рашина, присоединившись к главным силам.
В целом действия австрийцев на флангах имели хотя бы ту пользу, что лишили Понятовского возможности усилить свои силы за счет находившихся здесь отрядов. Впрочем, и имевшихся в его распоряжении оказалось вполне достаточно.

Продолжение будет.

Сообщение отредактировал Юрий - 17.9.2020, 17:07

[Юрий]

В четвёртом часу пополудни австрийцам, наконец, удалось вытеснить, потрепанный и утомленный беспрерывным двухчасовым боем, батальон 8-го полка из Больших Фалент. Однако, развить успех не получилось – поляки отошли на несколько сот метров и заняли позицию поперек дороги, оперев левый фланг на Малые Фаленты, а правый примкнув к труднопроходимому болоту, тянувшемуся вдоль дороги.
В 1809 году австрийцы впервые применили новое построение – дивизионную колонну (каждый батальон, имея фронт в две роты (составлявшие дивизион) строился в несколько линий на сокращенных дистанциях. Это построение было введено эрцгерцогом Карлом, с учетом опыта действий французской армии, перед самой войной и войска не успели в достаточной мере освоить сие тактическое новшество. Поле рашинского сражения мало подходило для оттачивания навыков по той причине, что вследствие сильнопересеченной местности, далеко не всюду можно было развернуть две роты, не говоря о том, чтобы поставить несколько батальонов рядом. Давала знать о себе и практика обучения многих предшествующих лет: офицеры по привычке требовали движения с выдерживанием идеального равнения, а переход в атаку предварять огневой подготовкой залпами. Польская пехота, уже в силу своей малочисленности, вынуждена была строить батальоны в линию. В состязании новой, и как бы более прогрессивной, но недостаточно освоенной тактики – австрийской стороны, и старой проверенной линейной – с польской, чаша превосходства, большей частью, оказывалась на стороне последней: австрийские колонны двигались медленно, батальоны теснились один за другим, когда передовые роты останавливались для стрельбы – задние начинали напирать на впередистоящих, увеличивая беспорядок. В это время их противник, имея перед собой превосходную цель по которой невозможно было промахнуться, поливал наступающих залпами повзводно, поротно (а иногда и полубатальонами); стоило австрийской пехоте подойти на предельно близкую дистанцию, как поляки переходили на беглый огонь, контратакуя затем штыками, стараясь охватить голову колонны, которой задние ряды не могли оказать помощи.
Убедившись, что все попытки сдвинуть с места обороняющихся оказались безуспешны, австрийцы предприняли обход их левого фланга, попали под огонь 3-х орудийной батареи у Малых Фалент, сместились ещё далее, но уперлись в линию батальона 1-го полка. Подтянув артиллерийскую батарею (которой удалось подбить одно из польских орудий), австрийцы взяли линию 8-го полка под продольный обстрел. В это время пулей навылет в грудь был ранен командир полка полковник Цыприан Годебский (это была уже второе ранение за день), заколебавшийся было батальон попробовал повести в контратаку прибывший к месту боя генерал Фишер, но был тоже ранен; лишившись общего командования, как и большей части офицеров, батальон попятился к дамбе.
Командовавший авангардом генерал Сокольницкий с самого начала избрал местом своего пребывания Малые Фаленты, фактически он руководил лишь батальоном 1-го полка – два остальных сражались сами по себе, под командой частных своих начальников, (что не помешало, позднее, пану Михалу всем и каждому рассказывать как именно он организовал героическую оборону передовой позиции силами всего 3-х батальонов против 12-ти австрийских). В результате получилось следующее: пока батальон 1-го полка, отразив атаку на дамбу в обход Фалент, стоял, вместе с командиром авангарда, в бездействии у моста на одном конце дамбы, на другом его конце батальон 8-го полка, из последних сил сдерживая напирающих австрийцев, медленно отступал к тому же мосту, устилая путь убитыми и ранеными.
Именно в этот критический момент к авангарду прибыл польский командующий в сопровождении свиты адъютантов. Быстро оценив ситуацию он подъехал к стоявшему батальону 1-го полка – солдаты решили, что князь хочет отдать команду, или произнести какую-нибудь зажигательную речь, но произошло совершенно неожиданное: молча Понятовский спешился, отстегнув бурку и перекинув её через седло, поручил своего коня ординарцу а затем … взяв у ближайшего солдата ружье, не вынимая изо рта дымящуюся трубку (в данном случае это была не показная бравада: несколько дней князь страдал от жестоких приступов ревматизма и курение трубки позволяло хоть немного унять постоянную ноющую боль), молча встал на фланге первой шеренги, взяв ружье на руку. Примеру командующего немедленно последовали все его адъютанты, за ними - генерал Сокольницкий и, как не удивительно, поддавшийся общему порыву, генерал Пелетье, примчавшийся с батареи, действиями которой он управлял до сего момента – колонна, в которой первая шеренга буквально сверкала от золота и серебра эполет и аксельбантов, мерным шагом двинулась по дамбе навстречу австрийцам.
Миновав расступившиеся ряды 8-го полка колонна подошла к наступавшим австрийцам которые, весьма вероятно, к этому времени расстреляли все патроны, и без единого выстрела бросилась в штыки. Удар пришелся на многострадальный полк Вукассовича, солдаты которого после утреннего марша несколько часов сражались в первых рядах и теперь буквально еле держались на ногах от усталости: схватка на узкой дамбе была короткой, венгры кинулись назад, смяли следовавших за ними, батальон 1-го полка (и присоединивший к нему батальон 6-го) преследовали отступающих неотступно, сходу пробежали Большие Фаленты и остановились лишь в северной части ольхового леса за деревней. Только здесь, подозвав ординарца, Понятовский вновь сел на лошадь и, отдав приказ Сокольницкому «удерживать позицию, по возможности, как можно долее но, в любом случае, с началом темноты отходить за реку», вернулся в свою главную квартиру.
Все происходящее мог лично наблюдать (насколько это вообще позволяли клубы порохового дыма и зарево над деревнями) эрцгерцог Фердинанд, находившийся на одной из батарей вблизи Больших Фалент. Эпитеты «озадаченность» и «недоумение», вероятно, самые мягкие из тех, что могут описать состояние командира корпуса. Во всяком случае, эрцгерцогу потребовалось время, чтобы проанализировать ситуацию – пока командующий размышлял а что же, собственно, пошло не так, австрийцы приостановили атаки; однако их батареи продолжали обстрел, на который энергично отвечала польская артиллерия (за отсутствием лихо ломанувшегося в атаку начальника артиллерии, командование пришлось на себя взять капитану Солтыку).
В резерве 7-го корпуса ещё оставались две пехотных бригады, кирасирский полк и несколько артиллерийских батарей (последние все равно некуда было поставить), но совсем мало времени до наступления сумерек. Тем не менее, эрцгерцог твердо решил довести дело до победы в этот день. Ключом всей польской позиции командир корпуса считал Рашин, но для атаки на него надо было взять Фаленты и как можно быстрее: генерал Чивальярт (успевший доложить о безуспешности атак на Яворово) получил приказ развернуть свою пехоту влево, к генералу Шауроту послан курьер с распоряжением демонстрируя против Михаловиц остальными силами двинуться через Янки к рашинскому мосту, войска в центе были усилены двумя свежими батальонами из бригады Пфлахера. Но прежде чем австрийцы заняли исходные позиции для решительной атаки, послышалась канонада со стороны Янок. Генерал Сокольницкий быстро понял, что со взятием Янок австрийцы могут выйти в тыл и совершенно отрезать путь авангарду на соединение с главными силами, и немедленно приказал начать быстрый отход. Несколько замешкавшись, австрийцы бросились следом, тмея твердое намерение на плечах отступающих прорваться через реку. У моста через Равку образовалась толчея: пока концевые роты сдерживали автрийцев два батальона и артиллерия пытались протиснуться узким мостом на северный берег, часть сил, на свой страх и риск, кинулась вброд через болото рядом с мостом (здесь же пытались протащить два орудия (в том числе одно не действующее), но те завязли намертво и их пришлось бросить.
В 17:00 последний польский солдат благополучно успел переправиться за реку, но разрушить мост не удалось – австрийцы, воспользовавшись этим, перешли на северный берег из заняли ближайшую к реке окраину Рашина. Некоторое время шла равная борьба, поляки подкрепили потрепанный авангард свежим батальоном, а австрийцы никак не могли протиснуть через узкий мост подкрепления своим за рекой. Наконец левее моста удалось отыскать хоть и с трудом, но проходимый брод: небольшой отряд переправившийся здесь заставил поляков податься назад, что позволило (в 19:00) двинуть в бой две свежих колонны – одну по мосту, другую вброд. В ответ Понятовский сформировал батарею из 16 орудий (12 из них были саксонскими) которая начала поливать наступающих картечными залпами. Накопив достаточные силы, австрийцы сделали ещё один рывок и продвинулись до стоящего на вершине холма костела (20:00), здесь их встретил последний пехотный резерв Понятовского – 3 саксонских батальона генерала Поленца. С обеих сторон солдаты были одеты в белые мундиры, и там и тут раздавались команды на немецком языке – в наступившей тьме, могло создаться впечатление, что две части одной армии яростно сражаются друг против друга. Положение атакующих было тем незавиднее, что в то время когда во фланг им, с расстояния в 400-450 метров посылала залп за залпом польская артиллерия, а собственная их артиллерия (оставшаяся за рекой у Фалент) не могла оказать никакой поддержки, по причине большой дальности и малого калибра. В 20:30 австрийцы предприняли последнее отчаянное усилие овладеть костелом, но были отбиты. Получасом позднее над полем битвы повисла тишина и тьма, озаряемая лишь заревом горящих Фалент строений Рашина. Полагая свое положение за рекой слишком уязвивым, австрийцы в 22:00 отвели стоявшие здесь войска за реку. Мост остался охранять небольшой отряд, но полковник Годебский, уже несколько раз порывавшийся, после сделанной перевязки, «сбежать» из лазарета к своему полку, смог наконец обмануть бдительность персонала лазарета, собрал 200 охотников и быстрым ударом выбил австрийцев за Равку; в этот момент он получил свою третью рану, оказавшуюся смертельной (он стал единственнім штаб-офицером, среди поляков, погибшим в єтот день).
Как только смолкла стрельба, к Понятовскому явился генерал Поленц и объявил, что вверенный ему отряд немедленно убывает в Варшаву для дальнейшего следования в Саксонию. В ответ на очень эмоционально выраженное командующим «удивление» подобным поступком, саксонец молча протянул приказ за подписью маршала Даву, как раз и содержавший данное предписание (сам приказ был получен Поленцом ещё четыре дня назад, но исполнить его, накануне предстоящего сражения, генерал посчитал, с точки зрения военной чести, невозможным).

Продолжение будет.

Сообщение отредактировал Юрий - 21.9.2020, 15:10

[Юрий]

потерял убитыми и ранеными 1200–1500 человек, уничтожил гораздо больше неприятельских солдат

Потери войск Понятовского составили 1390 человек (450 убитыми, 900 тяжелоранеными и 40 пропавшими без вести), австрийцев – 2400 (800 убитыми и 1600 тяжелоранеными).

и, опасаясь, что его обойдут на пути к Варшаве, отступил к столице.

Согласно, поданного вечером 19-го, рапорта полковника Раутенштрауха, сменившего генерала Фишера, за вычетом ушедших саксонцев, боевых потерь и некоего количества отлучившихся под предлогом сопровождения раненых, общая численность войск составила менее 9000 (из которых до половины – кавалерия). Оборонять с такими силами занятую позицию было совершенно невозможно, поэтому в 23:00 был отдан приказ на общее отступление. На позициях были оставлены небольшие отряды, которые до рассвета поддерживали бивачные огни, создавая впечатление, что поляки ночуют на позициях за Равкой. Австрийские войска на ночь расположились следующим образом: авангард у Малых Фалент, остальная часть бивакировала вдоль широкой дуги – левый фланг напротив Михаловиц, центр у Больших Фалент, правый фланг напротив Давидов. Ни в течении ночи, ни утром следующего дня, никаких попыток обхода не было предпринято.

Князь Понятовский сдал Варшаву, оговорив почётные условия.

Может создаться впечатление, что сразу после сражения, по собственной инициативе и своим решением, князь Понятовский сдал столицу. Что было на самом деле?
Уход поляков с позиций под Рашином в ночь с 19 на 20 австрийцы «проспали»: для эрцгерцога это означало, что либо придется выбивать противника, укрывшегося за городскими укреплениями, либо приступать к правильной осаде – ни то ни другое его никак не устраивало. Посему, пока его войска медленно приближались к городу, Фердинанд выслал вперёд адъютанта к Понятовскому с предложением о личной встрече на польских аванпостах. В это время во дворце Понятовского «Под бляхой» шло заседание на котором присутствовали старшие генералы и посланник Сэрра: генерал Домбровский (прибывший к самому концу сражения) настаивал на отводе войск в северном направлении на соединение с гарнизоном Данцига и подкреплениями, собиравшимися в западных департаментах; генерал Зайончек, напротив, предложил двинуться на юг в пределы австрийский земель, создать угрозу линиям коммуникаций 7-го корпуса и поднять местное население; Сэрра (воинственный пыл которого изрядно поугас) требовал от командующего обеспечить безопасность польского правительства и дипломатических миссий (сиречь самого Сэрра и его французского персонала). К возможности защищаться за укреплениями все единодушно относились крайне скептически: во-первых сами укрепления находились в запущенном состоянии; во-вторых подходы к ним занимали многочисленные постройки, уничтожение коих требовало много времени; в-третьих на укреплениях было мало артиллерии и, опять таки, она была в плачевном состоянии; в-четвертых, общая протяженность укреплений составляла 11700 метров, а оборонять их пришлось бы исключительно армейской пехотой (кавалерия здесь была бесполезна, а надежность городской национальной гвардии вызывала большие сомнения). Именно в этот момент и прибыл посланник от эрцгерцога. При содействии Сэрра, санкция Госсовета на встречу была получена практически мгновенно.
Сама встреча двух командующих произошла в деревне Раковец (на южной околице Варшавы вблизи Мокотова). Вначале эрцгерцог пытался склонить Понятовского оставить ряды польской армии, но нисколько не преуспел в этом; тогда он предложил заключить перемирие и договориться о сдаче города на условиях, которые сам Понятовский и сформулирует. Князь отвечал, что единоличное решение вопроса не в его компетенции, но он доложит о предложении Госсовету, подготовит условия и, буде на то согласие правительства, сообщит условия сдачи. Утром 21-го Понятовский представил, одобренную Госсоветом, бумагу с перечнем условий, на которых поляки соглашались сдать Варшаву:
- устанавливается 10-дневное перемирие с полным прекращением боевых действий, возобновлены боевые действия могут быть лишь после предварительного уведомления за 12 часов;
- польские войска эвакуируются, забирая с собой все оружие и военную аммуницию;
- до окончания перемирия австрийские войска остаются на позициях перед Варшавой;
- жители города освобождаются от выплат любых контрибуций, и австрийское командование не имеет права применять против них никаких репрессий;
- раненые поляки, саксонцы и французы, находящиеся в госпиталях, по выздоровлении могут беспрепятственно выехать из города и присоединиться к своим частям;
- французский резидент, дипломатическая французская миссия и польские государственные чиновники имеют право, после получения паспортов от австрийского командования, оставить город со всем своим багажом;
- французские офицеры и солдаты, которые на момент подписания конвенции находятся в Варшаве, не могут быть признаны военнопленными и имеют право беспрепятственно покинуть город.
Обсуждение условий длилось три часа, после чего эрцгерцог согласился со всеми пунктами, лишь в первом пункте, по его настоянию, срок перемирия был ограничен 48 часами, начиная с 17:00 21 апреля.
Для точного исполнения всех условий конвенции стороны обменялись заложниками: с польской стороны – адъютант Понятовского полковник Шуманский, с австрийской – генерал-адъютант 7-го корпуса граф Нейпперг. В связи с последним следует упомянуть следующий факт: возвратившись по окончании перемирия, Нейпперг обратил внимание командующего корпусом, что гарнизон Праги не включен в конвенцию и посоветовал захватить укрепление (а, соответственно, и мост через Вислу), воспользовавшись отходом польских войск. Но едва колонна австрийцев двинулась к мосту, как Понятовский, предварительно приказав установить напротив батарею, примчался верхом и предупредил командовавшего колонной офицера – если нога хоть одного из его солдат ступит на мост, батарея немедленно откроет огонь; первые залпы будут направлены на колонну, а последующие на дворец «Под бляхой», чтобы никто не мог упрекнуть меня в том, что моя личная собственность дороже мне чей либо другой. После дополнительных переговоров было решено считать, что Варшава (занятая австрийскими войсками) и Прага (занятая польским гарнизоном) будут считаться нейтральными, а передвижение любых войск по мосту запрещалось.
Кроме того, справедливости ради, следует отметить, что подписание конвенции вызвало у жителей города бурное возмущение: проезжавшему по улицам командующему кричали «Предатель!», «Долой всех Понятовских!», «Стрый продал Польшу москалям, а этот сейчас продает её австрийцам!», а наиболее рьяные даже пробовали швырять камни в офицеров его свиты.

Он выдвинулся на правый берег Вислы между Модлином и Сероцком...

Польская армия заняла к 24 апреля позиции за рекой Нарев на линии Сероцк-Загже-Модлин. К этому времени она получила небольшие подкрепления и практически восстановила первоначальную численность: в распоряжении Понятовского было свыше 14000 человек (10400 пехоты, 3750 кавалерии и 1000 саперов и артиллеристов) при 32 орудиях (кроме того при армии было до 1150 нонкомбатантов).

Продолжение будет.

Сообщение отредактировал Юрий - 22.9.2020, 14:36

[Юрий]

...в то время как эрцгерцог Фердинанд, войдя во вкус лёгких побед,

Я решительно пребываю в недоумении, о каких «лёгких победах» идет речь?
Вряд ли таковыми следует считать успехи в мелких авангардных стычках: даже если конечный результат столкновений был абсолютно предсказуем, в каждом случае австрийцам для его достижения приходилось поднапрячься. У Рашина, при двукратном превосходстве, австрийцы целый день, с бараньим упорством колотились в лобовых атаках о польскую оборону, в результате ограничившись занятием передовой позиции и позволив, по крайней мере виртуально, провести польским войскам ночь на поле сражения. Здесь не то что «лёгкая», уместность самого слова «победа» вызывает определенные сомнения. Более того, 17 апреля под Ченстоховой произошел форменный конфуз. В этот день целая Сводная бригада подошла к Ченстоховскому форту – это было совершенно новое укрепление бастионного типа, имевшее в плане форму четырехугольника (195х195 метра) и защищаемое 2-м батальоном 5-го полка, отрядом 3-го уланского полка и артиллерийской ротой (всего 800 человек при 28 легких орудиях); командовал гарнизоном майор Каэтан Стюарт. Убежденный, что поляки сдадутся без сопротивления, командир бригады потребовал капитуляции и был крайне удивлен, получив отказ. Австрийцы произвели, достаточно вялую, попытку штурма, которая была с легкостью отбита. Не решившись повторить штурм и не имея возможности начать осаду (в силу той самой убежденности, что форт будет захвачен без единого выстрела, бригаде не удосужились придать ни саперов, ни осадной артиллерии ни шанцевого инструмента), генерал Брановацки, потоптавшись некоторое время на месте, оставил у форта наблюдательный отряд, а с остальными пошел на соединение с главными силами корпуса, каковое и произошло уже под стенами Варшавы. Хотя изрядная доля вины за сию бессмысленную экспедицию лежала на командовании корпуса, Фердинанд предпочел все свалить на командира Сводной бригады, которому при встрече устроил жесточайший разнос.
Единственное, что могло поддерживать у командира корпуса уверенность, что «в целом все обстоит достаточно неплохо», это сам факт занятия австрийцами столицы Герцогства; да и то, если не задумываться, ценой каких задержек и уступок был достигнут данный успех. Возможно, преувеличенной оценке достигнутого способствовал доклад полковника Нейпперга; последний, возвратившись по окончании перемирия, заверил эрцгерцога, что польское правительство пребывает в страхе и панике, польская армия деморализована утратой столицы а в штабе у Понятовского идут постоянные свары и дрязги между генералами – в общем, как организованную боевую силу, армию Герцогства можно не принимать в расчет, по крайней мере на ближайшее время. Оснований не доверять выводам полковника у Фердинанда не было никаких - ведь накануне войны Нейпперг отвечал за военную разведку на границе Галиции и Герцогства (нужно, однако, заметить, что в венских салонах граф, в это время, проводил немногим менее времени, чем в разъездах по делам службы).

спустился левым берегом Вислы к Торну

Согласно Тьеру, движение к Торну было прямым следствием некоей «победной эйфории», охватившей командира 7-го корпуса. На самом решение идти к Торну было результатом банальной инертности мышления австрийского командования. Накануне войны Фердинанд получил четкий и ясный приказ, составленный в Вене: начать боевые действия переходом через Пилицу, занять Варшаву, овладеть Торном и мостом, здесь расположенным. Последний пункт являлся одним из conditio sine qua non, которыми Пруссия оговорила свое присоединение к Австрии. А так как выполнение остальных пунктов (как то - вывод французских войск с прусской территории и благожелательный нейтралитет России) от эрцгерцога никоим образом не зависели, то по занятию Варшавы он, словно паровоз по рельсам, помчался на север, следуя первоначальному плану. Ни изменить оный, ни даже внести коррективы, в штабе корпуса ни у кого и мысли не возникло.
Впрочем, слово «помчался» здесь вовсе не к месту. Выступили австрийцы на север лишь после нескольких дней отдыха в Варшаве, потом движение было приостановлено из-за поступивших донесений о поражениях австрийских отрядов выдвинувшихся на правый берег, затем марш возобновили, но двигались медленно и с частыми остановками. В результате к Торну австрийские войска прибыли лишь 14 мая.

и безрезультатно требовал его капитуляции,

Одним лишь требованием капитуляции дело не обошлось. Утром 15 мая, рассчитывая сходу овладеть крепостью и переправой, австрийцы двинулись тремя колоннами на штурм предмостного укрепления на левом берегу. План атаки был разработан начальником штаба корпуса полковником Брушем, который лично повел одну из колонн, предназначенную для обхода укрепления с тыла. По неизвестной причине полковник изменил направление движения и, вместо удара в тыл обороняющимся, атаковал укрепление в лоб. Одним из первых залпов Бруш, получив заряд картечи в колено и три пули в бок, был убит; несмотря на возникшее замешательство, при содействии остальных колонн австрийцы овладели укреплением и бросились на мост. Отбросив наступавших контратакой штыками, гарнизон смог разобрать часть настила и сжечь остальную часть моста. Только после этого (около полудня 15-го) командовавший австрийцами генерал Мор, отправил парламентера с требованием о сдаче, угрожая, в противном случае, сжечь город дотла; в ответ комендант крепости генерал Станислав Войчинский заявил – переговоры он начнет не ранее, чем когда австрийцы превратят город в пепел, разрушат стены и валы, не оставив гарнизону никакого укрытия. Быстро выяснилось, что все угрозы Мора являются просто блефом: обстрел легкими орудиями, бывшими у австрийцев, не дал никакого эффекта, наоборот, из-за ответного огня крепостной артиллерии пришлось отвести не только батареи, но и пехоту за пределы досягаемости польских пушек. Фердинанд слал курьера за курьером, требуя энергичных действий, Мор на все приказы отвечал, что без присылки 18-ти и 24-х фунтовых орудий его пребывании здесь теряет всякий смысл и лишь приводит к лишним потерям. Так как выполнить запрос Мора не представлялось возможным, в конце концов, эрцгерцог вынужден был смириться и отозвать войска из под Торна. Тем более, что к этому времени войска Понятовского уже очень далеко продвинулись вглубь австрийской территории по правому берегу Вислы и ситуация здесь начала приобретать все более катастрофический характер.
Чтобы закончить с Торном и тем местом, которое он занимал в планах австрийского командования отметим следующее: ещё 14 мая в главную квартиру эрцгерцога прибыл прусский капитан Флетте с письмом Фридриха Вильгельма, в котором король вежливо доводил до сведения командира корпуса, что, ввиду успехов войск Наполеона в Баварии, он отказывается от предложенной ему части Герцогства и намерен сохранить строгий нейтралитет. Ввиду этого, и последовавший штурм и дальнейшее пребывание австрийцев под Торном становились, по сути, совершенно бесполезной тратой сил и времени. Кстати имеет хождение версия – «случайная» смерть полковника Бруша стала следствием того, что именно начальнику штаба первому пришла в голову сия печальная мысль, и он подобным способом решил "искупить" собственные просчеты.

Продолжение будет.

Сообщение отредактировал Юрий - 23.9.2020, 17:03

[alba]

Разберемся сначала с численностью войск. В распоряжении Понятовского было 13 батальонов, 17 эскадронов и 39 орудий, что составляло примерно 14 тысяч, из них непосредственно в сражении приняло участие 12,5. Австрийцы подходили к полю сражения вытянутыми колоннами, так что численность их наращивалась по мере подхода – только где-то к середине дня эрцгерцог собрал 24 тысячи, из них реально в бою приняли участие не более 17-18.

У Рашина, при двукратном превосходстве, австрийцы целый день, с бараньим упорством колотились в лобовых атаках о польскую оборону...

17-18 тыс. против 12,5 не двойное превосходство. И у поляков была достаточно хорошая позиция.

[Юрий]

17-18 тыс. против 12,5 не двойное превосходство. И у поляков была достаточно хорошая позиция.

Позиция была хорошая, но ее можно было обойти - австрийцы даже не попытались этого сделать. То, что в сражении они задействовали не все силы, было прямым следствием выбранной тактики фронтального удара - развернуть все свои силы для атаки им было попросту негде, а сменить утомленные батальоны свежими из резерва на конечном этапе эрцгерцог так и не решился.
Если сравнивать общее количество принявших в сражении участие, Вы правы - двойного превосходства не получается; но если смотреть на соотношение атакующих и обороняющихся на локальных участках, то здесь я даже поскромничал - австрийцев было в разы больше.

[alba]

А сколько австрийских орудий противостояли 39-ти польским?

[Юрий]

А сколько австрийских орудий противостояли 39-ти польским?

Попробуем подсчитать. По штату в корпусе числилось 14 батарей с 94 орудиями, но начал кампанию 7-й корпус имея всего 72 орудия. Если отнять 8 орудий Сводной бригады, получается под Рашином у австрийцев было 64 орудия, из них непосредственно в бою приняли участие: две батареи авангарда (14 орудий), артиллерия дивизии Шаурота (6 орудий), 2 конных батареи резерва (12 орудий), артиллерия бригад Чивальярта и Пфлахера (16 орудий) и, возможно, одна батарея из резерва (8 орудий) - итого 56 орудий. При этом у Больших Фалент действовало не менее 30 орудий против 9 польских, на левом фланге 6 против 4 польских, на правом против 6 польских пушек, действовала лишь одна батарея (6 орудий), да и то короткое время. Во время завершающей атаки Рашина, я полагаю у Малых Фалент, было не более 12 австрийских орудий, но они просто не доставали до поставленной Понятовским 16-орудийной батареи. Получается примерный паритет на флангах, подавляющее превосходство во время атаки передовой польской позиции у австрийцев и ровно обратная ситуация в конце сражения. Как то так.

Сообщение отредактировал Юрий - 23.9.2020, 23:59

[alba]

Как только смолкла стрельба, к Понятовскому явился генерал Поленц и объявил, что вверенный ему отряд немедленно убывает в Варшаву для дальнейшего следования в Саксонию. В ответ на очень эмоционально выраженное командующим «удивление» подобным поступком, саксонец молча протянул приказ за подписью маршала Даву, как раз и содержавший данное предписание (сам приказ был получен Поленцом ещё четыре дня назад, но исполнить его, накануне предстоящего сражения, генерал посчитал, с точки зрения военной чести, невозможным).

Выглядит странно. Саксонцы считали невозможным покинуть союзника до начала боевых действий, но сделали это во время первого же сражения, обрекая товарищей на поражение. Получается, что и приказ нарушен, и честь отставлена.

Сообщение отредактировал alba - 24.9.2020, 1:30

[Юрий]

Выглядит странно. Саксонцы считали невозможным покинуть союзника до начала боевых действий, но сделали это во время первого же сражения, обрекая товарищей на поражение. Получается, что и приказ нарушен, и честь отставлена.

Для прояснения данного вопроса пришлось провести отдельное исследование, дабы не полагаться на память и записи десятилетней давности.
Саксонский отряд прибыл в Варшаву как почетный эскорт саксонского короля – великого герцога. Обменяв изъявление монаршего благоволения на выражение народного ликования и верноподданнических чувств, король отбыл в фатерлянд, а эскорт был оставлен для выполнения представительских функций. Когда вначале 1809 «запахло приближением войны», в Саксонии озаботились возвращением забытого отряда и между Варшавой и Дрезденом, по сему поводу, завязалась оживленная переписка. За несколько дней до начала боевых действий имела место встреча генерала Поленца и Понятовского. На ней первый настаивал, что вследствие желания короля и саксонского командования, должен убыть в Саксонию, второй отвечал, что желание - это одно, а приказ – совсем другое, вот если будет получен прямой приказ, за подписью маршала Даву, то Поленц со своими людьми может отправляться, куда в приказе указано, но не ранее. На том и порешили – к маршалу послали курьера, а саксонцы остались в городе. Сам приказ пришел 15-го, к этому времени уже было принято решение дать сражение австрийцам и в войска разослали диспозицию к маршу, в которую были включены и саксонцы. Поленц, с маршальским приказом, снова явился к Понятовскому, но тот объяснил: менять диспозицию уже поздно, ибо это приведет к беспорядку, да и уход саксонцев может негативно повлиять на имидж короля-герцога, коего интересы Поленц и его люди представляют. Судя по всему, следующая встреча обоих генералов произошла утром 19-го, по итогам её Поленц вынужден был принять доводы командующего, что ежели саксонцы не ушли ранее, то уходить прямо сейчас, накануне решающего сражения, будет совершенно некамильфо. Сошлись на том, что отряд Поленца останется на позициях до окончания сражения, а потом волен будет поступать согласно полученному приказу. Соответственно, когда вечером прекратилась стрельба, саксонский генерал объявил, дескать «уговор дороже денег» и здесь уже Понятовский ничего возразить не смог (хотя, видимо, попытка попридержать саксонцев ещё, все же была предпринята).
Согласен, что в этой, уточненной, версии мотивы действий Поленца выглядят далеко не так благородно и возвышенно, но воинская честь саксонцев от того великого урона не понесла; да и при выполнении приказа маршала, можно сказать, действовали исходя из создавшейся обстановки, которая на момент отдачи приказа была совсем иной.

[Юрий]

князь Понятовский поднялся по правому берегу к Кракову, чтобы покорить эту старую польскую метрополию,

Здесь Тьер разом перескакивает из конца апреля к событиям, происходившим в середине августа. Это как если бы некто, описывавший кампанию 1812, начал фразу словами «Русская армия оставила Москву» затем продолжил её «а затем армия Кутузова, через Смоленск, перейдя Березину, вышла к Неману». Будем заполнять пробел.
Неудача с захватом варшавского моста, сподвигла командование 7-го корпуса искать другой путь овладения Прагой: выше по течению у Карчева через реку переправился 6000-й отряд генерала Мора; заняв отдельными отрядами Окунев и Радзымин, остальными силами он 24 апреля обложил укрепления Праги, защищаемой всего лишь 600-ми пехотинцами майора Горновского. Так как выдвинутое положение отряда Мора вызывало опасения, ближе к Варшаве, между Гурой-Кальварией и Острувком австрийцы начали наводить понтонную переправу силами части 10000-го варшавского гарнизона.
В то же время (24-го) апреля в своей главной квартире, расположившейся в местечке Новы Двор, Понятовский огласил о новом стратегическом плане, которым предполагалось наступление вдоль правого берега Вислы, занятие Люблина и овладение крепостями Замостье и Сандомир. Однако, сначала намерен атаковать перешедшие за реку австрийские части; а так как они располагались отдельными отрядами, это давало возможность атаковать их последовательно, создавая в каждом отдельном пункте превосходство в силах.
Первый удар был нанесен по отряду расположенному вокруг Грохова (2 батальона, 3 эскадрона гусар и некоторое количество орудий в самом Грохове), против них 26-го выступил отряд Сокольницкого (в составе 12 пехотного и 2 уланского, при 2-х орудиях). В 17:00 уланы энергично атаковали выдвинутых вперёд гусар, которые поспешно отступили, оставив без поддержки пехотный батальон; опрокинутые совместной атакой пехоты и кавалерии, австрийцы бросились к Грохову под защиту орудий и второго батальона, но атакующие следом за отступавшими ворвались в городок и, сбив и второй батальон, преследовали их до самого Вавра, куда спешно прибыл генерал Мор с подкреплениями. Полагая задачу выполненной, Сокольницкий не принимая боя, отшел 27-го к Бялоленке. Потери составили у поляков 15 убитых и 80 раненых, у австрийцев – 100 убитых, несколько сот раненых и 300 пленных.
На следующий день был атакован австрийский отряд у Радзымина (3 батальона и небольшой отряд гусар): вначале с поле боя была быстро «выметена» кавалерия, затем, навалившись с двух сторон, поляки окружили и заставили сложить оружие части 2-х батальонов из полка Болье. Польские потери здесь составили 19 убитыми и 21 раненого, потери же австрийцев, только пленными доходили до 1200 человек, включая 37 офицеров.
Эти победы не только подняли моральный дух польского войска и укрепили авторитет Понятовского, как командующего, но и доставили запасы оружия и амуниции, в котором начал ощущаться недостаток. Кроме того, это позволило князю совершить ещё одно полезное дело – выслать из действующей армии генералов Домбровского и Зайончека (первый отправился в Познань, второй в северо-восточные департаменты, обоим дали распоряжение набирать рекрутов, обучать их и с новосформироваными частями идти на соединение к главной армии). Дело втом, что вокруг обоих генералов сформировались две, своего рода, «партии» (главным образом, из числа старых легионистов), которые яростно интриговали друг против друга и обе вместе против командующего и тех молодых офицеров, что его поддерживали.
Не желая больше подставлять свои разбросанные отряды под удар, генерал Мор снял осаду Праги и перевел все силы обратно за Вислу, оставив границу в этом районе без защиты. На правом берегу, у Острувка, оставался лишь один отряд (1628 человек при 3 орудиях), расположенный в шанце, который прикрывал сооружаемый понтонный мост (так как своих понтонов у австрийцев не было, а все лодки местное население либо спрятало, либо отогнало постройка моста шло крайне медленно – за неделю работы австрийские саперы так и не удосужились его закончить). Начальство решение Мора вполне одобрило, выслав генералу приказ: с освободившимися частями двигаться вдогонку за войсками направлявшимися на север, командование же, над немногими остающимися в на берегах Вислы, передать фельдмаршал-лейтенанту Шауроту.
Переправа австрийцев произошла достаточно скрытно, поэтому в штабе Понятовского продолжали считать, что на правом берегу все еще находятся значительные силы противника. Для проверки, вперёд выслали сильный отряд под командой Сокольницкого (5 батальонов, 6 эскадронов и 4 орудия). Быстро выяснив, что все австрийские силы сосредоточены в предмостном шанце, видя понтонный мост близким к завершению и убедившись, что дорога на юг совершенно свободна, Сокольницкий решил немедленно атаковать шанец. Для подобной поспешности, помимо сугубо военных, генерал имел ещё и сугубо личные резоны: во-первых он полагал, что его заслуги в рашинском сражении были оценены недостаточно высоко; во-вторых он являлся весьма деятельным партизаном «партии зайончковцев», и в отсылке своего патрона усматривал едва не личную обиду; ну а в-третьих, пан Михал вообще считал, что военными дарованиями превосходит многих, а уж князя-командующего и подавно – он с неудовольствием наблюдал за возраставшей популярностью Понятовского у солдат и офицеров, и просто рвался отличится каким-нибудь особо геройским поступком. Но сначала к командовавшему в укреплении подполковнику Штрауху был послан капитан Семянтковский, который потребовал от имени Сокольницкого капитуляции, дав на размышление … 10 минут. Ошалевший от такой наглости подполковник, вначале утратил дар речи, а когда обрел его снова, запросил увеличить срок до 1 часа, чтобы он мог связаться с генералом Шауротом, находящемся на левом берегу. В течении часа Семянтковский, без каких либо помех, слонялся по укреплению, фиксируя его сильные и слабые стороны. На исходе часа прибыл командир полка Болье (а именно этого полка батальоны находились в укреплении) полковник Червинка в сопровождении двух рот; первым делом отчитал за бесхребетность своего подчиненного, а затем велел передать Семянтковскому, что ни о какой капитуляции речи быть не может. Возвратившись наблюдательный капитан доложил своему начальнику следующее: гарнизон шанца составляют 3 батальона полка Болье, состоящие из старых и опытных солдат, большей частью это французские эмигранты «стойкие в бою и непримиримые к сторонникам великого узурпатора», северный фас укрепления (с которого ожидалась атака) почти закончен, а вот южный (считавшийся безопасным) едва начали сооружать, в целом же подходы к шанцу хорошо просматриваются и простреливаются. Понимая, что атака днем приведет к тяжелым потерям, а также желая максимально использовать эффект неожиданности Сокольницкий решился атаковать под покровом ночной темноты (кроме того, его пехота была вооружена, в значительной степени, старыми ружьями из прусских арсеналов – многие давали частые осечки, а если и стреляли, то весьма не прицельно). Незадолго после полуночи 3 мая польская пехота, без единого выстрела, двинулась на штурм: несмотря на то, что эффект внезапности был вполне достигнут, и основной удар пришелся по наиболее слабому пункту, автрийцы защищались отчаянно – две атаки были отбиты и только третья привела к успеху. К 4-м часам укрепление оказалось в руках атакующих, потерявших 50 убитыми и 120-150 ранеными. Австрийские потери были несравнимо более – до 500 убитых и раненых, 1000 человек взяты в плен, в том числе 38 офицеров вместе с полковником Червинкой. Кроме того в руки поляков попала вся находившаяся в укреплении артиллерия и 2 батальонных знамени; третье (белое) было в последний момент спасено одним унтер-офицером, который вплавь переправил его на правый берег. С учетом потерь понесенных у Радзымина, полк Болье просто перестал существовать как боевая единица.
В 10 часов утра 3-го мая к месту боя примчался лично командир корпуса, распорядившийся немедленно установить на берегу 14-орудийную батарею, под прикрытием которой саперы начали спешно достраивать мост. В этом им деятельно мешали поляки, установившие на противоположном берегу батарею из 5 орудий. К вечеру эрцгерцог, наконец решил, что пора прекращать этот «мартышкин труд» - уже к утру следующего дня австрийские саперы быстро и профессионально разобрали так и не достроенный мост, на сооружение которого было впустую потрачено столько времени и сил.
Попробуем проанализировать действия австрийцев после занятия Варшавы. Первоначальная мысль была очень даже разумной – после взятия Праги австрийцы получали в свое распоряжение отличную переправу, надежно защищенную с обоих концов укреплениями, позволявшую оперировать, по своему желанию, как на левом, так и на правом берегу; обладания такой возможностью можно было, одной только угрозой флангового удара, парировать наступление польской армии на юг. Однако, если идея была правильной, то претворение её в жизнь никуда не годилось. Выделенных в распоряжение Мора сил, на первый взгляд, было вполне достаточно для овладения пражскими укреплениями, но только при условии, что польская армия останется безучастным зрителем (в этом случае, можно было даже пренебречь изолированным положением переправленных за реку сил). Видимо, командование корпуса настолько уверилось в предстоящем бездействии Понятовского, что обременило войска на правом берегу ещё двумя задачами – прикрытием границы и охраной сооружаемых дополнительных переправ. Следуя принципу «начальству виднее», Мор вынужден был разбросать свои силы, что собственно уже ставило под сомнение реализацию австрийских планов. Расплата за пренебрежительное отношение к противнику последовала незамедлительно. Решение отвести большую часть войск за реку, с точки зрения командира авангарда, выглядела вполне оправданной, но согласие на эту меру командования корпуса, с точки зрения общего положения на фронте, было грубейшей ошибкой – наоборот, следовало как можно быстрее усилить части на правом берегу и форсировать сооружение понтонных мостов. Правда для этого пришлось бы, либо отложить на неопределенный срок, либо отказаться вовсе от захвата Торна – а именно эту задачу в штабе корпуса считали приоритетной.
В результате, в первой декаде мая, сложилась парадоксальная ситуация – противоборствующие армии, разделенные рекой, двигались в прямо противоположных направлениях (поляки на юг - к Люблину, австрийцы на север - к Торну), причем обе армии находились на территории противника.

Продолжение будет.

[alba]

Здесь Тьер разом перескакивает из конца апреля к событиям, происходившим в середине августа. Это как если бы некто, описывавший кампанию 1812, начал фразу словами «Русская армия оставила Москву» затем продолжил её «а затем армия Кутузова, через Смоленск, перейдя Березину, вышла к Неману».

Например, про действия Понятовского после сдачи Варшавы напечатано, что он разбил несколько австрийских "корпусов", переправившихся через Вислу.

[Юрий]

У Тьера, дословно, вся фраза выглядит так:

...в то время как эрцгерцог Фердинанд, войдя во вкус лёгких побед, спустился левым берегом Вислы к Торну и безрезультатно требовал его капитуляции, князь Понятовский поднялся по правому берегу к Кракову, чтобы покорить эту старую польскую метрополию, и поднял знамя восстания в Галиции.

Как видите, здесь после событий у Торна сразу идет переход к походу на Краков - про поражение "корпусов", перешедших Вислу ни слова.
P.S. Окончание этой фразы я подробно разберу позднее.