Американская экспедиция 1863-1864 гг, Статья в "Индепендент" от 24 марта 1904 года Опции

[tatarin]

http://www.riata.ru/news/kak-obretaetsya-p...skih-otnoshenij

"Господин Баркер выдвигался кандидатом в президенты на выборах 1900 года от оппозиционной Популистской партии, и долгие годы был одним из знаменитейших сынов Пенсильвании. В связи со статьёй, приводимой ниже, необходимо ещё вспомнить: что он был американским представителем братьев Барингов, лондонских банкиров, а в 1878 году – финансовым агентом российского правительства в США, которому было доверено строительство четырёх крейсеров для флота России; что он был сделан Александром II кавалером ордена святого Станислава и позднее он был призван в Россию в качестве советника правительства по разработке месторождений угля к северу от Азова. – прим. ред.]

Старейшей, наиболее неизменной, наиболее открытой, и тем не менее, наименее понятой политикой является политика России. Дружественный настрой России по отношению к Соединённым Штатам, удивительное явление в истории, оставался – и продолжает оставаться – загадкой дипломатии. Принятый в качестве подозрительного факта, этот настрой прекратили разъяснять себе, хотя и испытывали его на прочность поразительнейшим образом. Пока откладывалось внезапное прозрение, после которого доступ к Манчжурии и «открытым дверям» в Китай давно был бы нами получен, политика любого нашего правительства шла вразрез с неизменной политикой России. Но искусство государственного управления в России насчитывает не месяцы и не годы; ей века. Это явление не монархов, но династии; и это в меньшей степени политика династии, чем надобность народа и земли.

Только одному американцу, я полагаю, в кои-то веки тайна дружественного настроя России к этой стране была объяснена. Объяснение было дано императором России Александром II полно, осмотрительно, и с той степенью откровенности, что причины дружественного настроя невозможно понять неправильно.

Я до сих пор воздерживаюсь от выполнения той обязанности, которая наложена на меня доверием императора, уже на протяжении почти 25 лет; время ещё не пришло, когда события, которые он предчувствовал, можно будет считать неминуемыми, и час раскрытия этих сведений – безошибочно пришедшим. Время, я полагаю, близко; и я в подробностях предаю огласке важные соображения о политике, которые были доверены моему благоразумию, вкупе с такими сокровенными подробностями размышлений Его Величества о состоянии его Империи и о будущем внутреннем состоянии Соединённых Штатов, которые засвидетельствуют глубокие, безошибочные предпосылки предвидения, на которых основывалась политика России в отношении Соединённых Штатов. Я делаю это со всей оценкой тяжёлых последствий, которые могут – а в действительности должны – быть вызваны раскрытием сведений столь непосредственной и великой важности.

В воскресное утро 17 августа 1879 года я был в гостях на завтраке у Великого князя Константина в Павловском дворце. Беседа длилась два часа и проходила в начале за столом, а затем была продолжена в библиотеке. В ней были затронуты многие мелкие темы общественной и частной жизни, но не было сказано ничего важного по темам, имеющим непреходящее и действительное значение. Если бы я не имел личных и доверительных отношений со многими высокопоставленными особами в официальных и светских кругах Санкт-Петербурга, приглашение Великого князя, конечно, произвело бы на меня глубокое впечатление. Однако, поскольку до этого я уже бывал его гостем несколько раз, равно как и гостем многих других особ при дворе Александра II, я расценил это утреннее мероприятие как не более значимое, нежели любой другой знак политеса.

В том году я был в России по приглашению Великого князя Константина и князя Сергея Долгорукого на переговоры с ними и с министрами финансов, путей сообщения и государственных имуществ. Они касались крупных и важных железных дорог, предприятий угольной и сталелитейной промышленности, готовых к запуску Юге России. В предшествующий год я был финансовым агентом российского правительства в США. Вместе с морским офицером Семечкиным я руководил постройкой крейсеров "Европа", "Азия", "Африка" и "Забияка" для капитанов Гриппенбурга, Авалона, Алексеева и Ломана на верфи в Кремпсе. Эти капитаны и многие другие подчинённые им офицеры были замечательными людьми. Семечкин и Ломан уже умерли; Гриппенбург сейчас контр-адмирал в отставке; Авалон сейчас имеет чин вице-адмирала и занимает должность начальника Главного штаба ВМФ России, а Алексеев – наместник азиатских губерний на Дальнем Востоке.

Я уже собирался откланяться Великому князю, когда хозяин сказал: «задержитесь на несколько минут, и вы увидите, что позвал вас сюда этим утром с определённой целью...»

Вскоре раздался звон настенного звонка. Великий князь подвёл меня к окну, выходящему во двор, и сказал:

"Сейчас вы поймёте, почему вы здесь. Прибывает император; он хочет поговорить с вами немного неофициально – так, как он не мог бы разговаривать, если бы вы были представлены ему на официальном приёме при после Соединённых Штатов. Я представлю вас его Величеству через полчаса".

Великий князь оставил меня около окна и пошёл встречать своего брата у крыльца. Без сопровождения слуг, без вооруженной охраны, император верхом на гнедом жеребце въехал во двор. Он прибыл из Царского Села не один. Его сопровождал одноконный фаэтон. В нём находились две дамы: российская императрица и королева Греции, дочь великого князя Константина. Не было никакой пышности, никакого выставления себя напоказ - ничего, что обозначало бы особое положение небольшой компании высокопоставленных особ, совершающих конную прогулку через парк этим летним утром. Это было действительно необыкновенное и весьма интересное начало важного разговора.

Краткое описание комнаты, в которой проходил удивительный разговор с императором Александром II, подстегнёт интерес к беседе, поскольку он был плодом восточной выдумки, присущей только России и Китаю. Человек востока любит красивое больше, чем, я полагаю, итальянец. Он ожидает с терпением возможности, которая позволила бы воплотить его задумки и надежды; и он знает, причём лучше, чем люди западного мира, как понимать отдельных людей и целые нации и находить им применение.

Комната для приёмов в Павловском дворце была размером примерно 60 на 40 футов; потолок был все 20 футов высотой; большие окна на все стороны выходили на террасы и открывали вид на парк. Другая сторона комнаты и обе торцевые стороны, украшенные большими зеркалами, были выполнены в белом и золотом цвете. Обстановка была выполнена в золотом цвете, с покрытием из дорогой ткани. Пол был довольно холодным, так как там не было ковров. Это были тогдашние стандарты архитектурного и художественного вкуса; однако, для беседы, великий князь добавил красивую декоративную грядку с кустами роз, в полном цветении – всю из чайных роз. Примерно четверть помещения было заполнено розами в горшках из оранжерей, так что цветы образовывали дугу в одном из углов комнаты.

Перед грядкой из роз император и оказал мне приём, по его правую руку – великий князь Константин, по его левую руку – императрица и великая княгиня. По ту же сторону, и естественно, на удалении от группы царственных особ стоял мой друг Семечкин.

Войдя в комнату, я был представлен без всяких формальностей или задержки императору великим князем Константином как «господин Баркер, американский банкир Вашего Величества».

Первая фраза императора была режуще любознательной:

«Господин Баркер, а ваша американская банковская система, по вашему суждению, подходит для нужд России?».

Засим в течение нескольких минут последовал общий разговор по экономическим и финансовым вопросам, который показал мне, что император был знатоком в этих вопросах, а чуть позже, я уже был уверен, что он уделяет много внимания тем большим нестроениям, которые случились как в его собственной стране, так и в других государствах. Он говорил некоторое время о планах его министра финансов – всеобъемлющих планах, планах, которые позднее, в 1890 году, сыграли значительную роль в европейских делах. Он говорил об освобождении своих подданных-крепостных; о своих усилиях по повышению их уровня образованности: о том, как и почему эти усилия в основном провалились. Он дал вдумчивый разбор трудностей, с которыми он столкнулся в ходе обсуждения реформы с землевладельцами; о том, как он проехал по губерниям, взывая к духу примирения и преданности в своём дворянстве, объявляя выговоры тем, кто тянул назад, напоминая им, что реформы проходят лучше, когда они идут сверху, а не снизу. Он даже откровенно рассказал о способе, которым он насытил императорскую комиссию людьми, выступающими за освобождение. Комиссия объявила о немедленной отмене крепостного права и потребовала принятия более эффективных мер по предотвращению возвращения феодальной власти в других формах; и она решила, также, что крестьянин мог бы стать собственником земли после выплаты выкупа за неё. Важно напомнить, что манифест от 3-го марта 1861 года (об отмене крепостного права) провозгласил эти фундаментальные принципы. Крестьяне были наделены всеми правами свободных земледельцев.

При условии выплаты некоторых выходных платежей, они должны были получать в своё собственное распоряжение свои дворы, а также некоторое количество пахотной земли. Более чем девять акров земли было на каждого члена крестьянской семьи мужского пола. Правительство предоставило крестьянам займы, с тем чтобы те немедленно освободились от зависимости от своих господ, пусть и оставаясь в долгу у государства. Более половины пахотных земель были переданы таким образом от господ крестьянам. Не следует забывать, что русские крестьяне обязаны своей свободой непреклонной воле императора и значительным усилиям его брата – великого князя Константина.

«Я сделал больше для русского крепостного», – заметил император. – «давая им и землю, и личную свободу, нежели Америка сделала для рабов-негров, освобождённых прокламацией президента А. Линкольна. Но у меня нет понимания того, как вы, американцы, были настолько слепы, чтобы освободить негритянского раба без предоставления ему орудий труда на собственное пропитание. Давая ему личную свободу, вы дали ему и обязанности перед государством, которые он не в состоянии выполнить. Не имея какой-либо своей собственности, он не может ни научиться чему-либо сам, ни дать образования своим детям. Я полагаю, что должно прийти время, когда многие оспорят порядок американского освобождения негритянских рабов в 1863 году. Право голоса в руках невежественного человека, не имеющего ни собственности, ни собственного уважения, будет использовано для того, чтобы нанести вред людям в целом – так как богатый человек, у которого нет чести и никакого патриотизма, перекупит это право, а затем погубит права свободных людей».

Из этого всего видно, какое глубокое понимание всех своих действий в отношении крепостных имел Александр – и того, что американцы сделали для своих темнокожих рабов. Надежды и устремления императора Александра и тех великих людей, которые помогли ему освободить русских крепостных, также как и надежды и устремления Линкольна, Гаррисона и тысяч американцев, которые отдали свои жизни и судьбы делу эмансипации темнокожих, не были осуществлены. Но, опасения Александра стали реальными. Император был прав в своем предположении, что такое разрешение проблемы рабства темнокожих испортит наш народ и приведёт к серьезным неприятностям в Америке. Однако, когда я размышляю о том, что он говорил относительно столкновения классов в России и в других европейских государствах, и сопоставляю с таким же конфликтом в Америке между имущими и неимущими, – я с удивлением начинаю понимать ту глубину восприятия, которую имел этот великий человек, с которым я так давно общался в Санкт-Петербурге. Еще более прозорливым было его предсказание состояния экономики Америки, которое мы имеем на настоящий день.

«Великое развитие вашей экономики», – продолжал он, – «привело к накоплению огромных состояний в руках небольшого количества людей. Последствия этого должны привести к классовому конфликту, который должен будет подвергнуть испытанию стабильность вашей власти. Люди, обладающие такими состояниями, знают только законы корыстолюбия; у них нет уважения к правам других людей; наверняка они попытаются использовать мощь правительства для порабощения народа. Вы предоставили им права монополии таким опасным и либеральным методом, что они их используют для обложения народа поборами. Эти люди будут организовываться в группы с целью увеличения своего влияния, а их напор, без сомнения, будет понуждать органы власти народа принимать законы, которые будут губительны для благосостояния общества. Я предвижу большой конфликт, который произойдет скоро в Америке – между теми, у кого большое состояние, и многими, которые упали до уровня промышленного рабства».

Если состояние дел в Америке в 1879 году навело на такие размышления российского Императора, о чем же могут подумать европейцы сегодняшнего дня, которые стол же серьезны, искренни и способны, каким был Александр II? Даже если бы Император просто попрощался со мной после всего сказанного, то я все равно не смог бы забыть этот воскресный день августа 1879 года в Павловске. Я должен быть услышать эту главу мировой истории, которую следует закрепить для истории через меня – так как я думаю, что Александр никогда никому больше об этом не говорил. Без понимания этой главы невозможно понять много других великих событий. Из всех присутствующих во время этой уникальной беседы говорили только император и я. Конечно, и я полагаю, к счастью, мое участие в разговоре было незначительным. Обстоятельства, при которых состоялась данная беседа, вынудили Александра говорить в серьезном, агрессивном, но печальном ключе. Мне было очевидно, что на протяжении длительного времени он находился в интеллектуальном одиночестве; он почти не знал, что это такое - беспристрастная и честная критика его действий; он считал, что его окружение и близкие не ценили и не могли оценить основных целей и поступков его жизни – он считал, что он всегда должен действовать на благо России от своего лица; что ответственность за российскую империю лежала только на нём исключительно, а не на нём и его министрах и Государственном совете.

Император заметил: «Осенью 1862 года правительства Франции и Великобритании предложили России – формально, но не публично – совместное признание европейскими государствами Конфедеративных штатов Америки. Я немедленно ответил: «Я не приму участие в действиях подобного рода; и не буду молчаливо соглашаться. Напротив, я буду рассматривать признание независимости Конфедеративных штатов Францией и Великобританией как случай, являющейся для России поводом к войне. А для того, чтобы правительства Франции и Великобритании поняли, что это не пустая угроза, я направлю Тихоокеанский флот в Сан-Франциско, а Атлантический флот в Нью-Йорк». Приказы, запечатанные в пакеты, были направлены обоим адмиралам».

После паузы он продолжил: «Мои флота прибыли в американские порты; ни Франция, ни Великобритания не признали независимость Конфедеративных штатов. Американский мятеж был подавлен, и великая американская республика продолжает существовать.

«И я это сделал из любви к моей дорогой России, а не из любви к американской республике. Мои действия были вызваны пониманием того, что перед Россией встанут куда более сложные задачи, в том случае, если американская республика, со своей передовой экономикой, будет низвержена, а Великобритания останется во главе развития большинства отраслей современной промышленности.

«В 1864 году я хранил молчание, когда вставал вопрос о поддержке Дании со стороны Великобритании и Франции в войне, которую развязали против этой страны Пруссия и Австрия – по поводу земли Шлезвиг-Гольдштейн. В результате Франция ничего не предприняла; Великобритания, хотя и была заинтересована в сохранении территориальный целостности Дании, ограничила свои действия (так же, как и в случае с Польшей ранее до этого) простой дипломатической интервенцией. Планы Бисмарка осуществились – земля Шлезвиг-Гольдштейн стала провинцией Германии.

«В 1866 году, когда Бисмарк стремился, вместе с Пруссией, Ганновером, Гессен-Касселем, Нассау и Франкфуртом основать Северогерманский Союз и исключить Австрию из Германского Союза, я молчал о том, каковы будут действия России, поддержи Франция Австрию в надвигающейся войне. Из-за этого молчания Франция колебалась относительно вступления в войну до тех пор, пока не стало поздно, и мечты и замыслы Бисмарка были осуществлены. Моя цель состояла в установлении равновесия сил в Европе, что стало бы угрозой Великобритании».

Император снова прервался на мгновение, чтобы, как я думаю, увидеть, какое впечатление он оказал на меня. Я оставался безмолвствующим и ожидающим. Он возобновил свое повествование, сказав: «Дабы завершить германское объединение и наделить германских производителей достаточной мощью для подрыва британского промышленного и торгового превосходства, стало очевидным, что не нужно мешать замыслу Бисмарка – лишить Францию Эльзаса и Лотарингии. Поэтому, когда в 1870 году разразилась франко-германская война, я дал понять, что помощь Франции из Австрии или Великобритании вызовет поддержку Германии Россией. Поэтому война велась между Францией и Германией; и Германская империя была учреждена и провозглашена. Моя поддержка Германии в этих трёх войнах была вызвана тем, что моя Россия от этого выигрывала».

«Когда французский народ выплатил возмещение Германии, и Французская республика усилилась, в Берлине лишились покоя; и Бисмарк стал бы искать ссор с Францией разве что в борьбе за мою благосклонность. Франко-русское взаимопонимание сохранило мир в Европе. Курс России ясный и её судьба осуществима. Россия стоит за мир».

В довершение, император сказал:

«Я полагал, что эти деяния были великими деяниями, потому что они были правильными. Но они не воспринимаются как праведные деяния теми, кто меня окружает; и те, кто далеко от России и вне её, воспринимают меня как себялюбца».

Император и царственная семья покинули комнату; приём был окончен. Я поехал назад в Санкт-Петербург почти сразу же после того, как они уехали.

На следующий день, 18 августа 1879 года, я стал почётным гостем на пароходе, одном из трёх в ряду близ Николаевского моста. Император и его штаб были на самом крупном из них; великий князь Константин и штаб флота – на втором, а капитан Семечкин с женой и я – на третьем. На буксире у императорского парохода была небольшая лодка, с людьми, держащими поднятые вёсла, готовыми отсоединить буксирный канат, погрузить вёсла в воду и грести куда укажут, случись что-либо на императорском пароходе. Планширы судна были покрыты пурпурными и золотыми тканями, чтобы добавить величественности действу. День был пасмурный; прогулочных лодок на Неве не было видно; ничего особо интересного не происходило, пока мы не прибыли в Кронштадт, удалённый от Санкт-Петербурга на семнадцать миль.

Гавань Кронштадта представляла впечатляющее зрелище. Российская балтийская эскадра была построена в два ряда. Почётное место между этими двумя рядами было занято небольшим крейсером Соединённых Штатов «Энтерпрайз». Немедленно по прибытии пароходов, император начал смотр. Когда он переходил с корабля на корабль, экипажи высыпали на реи, играли оркестры, орудия палили в его честь. Однако день был по-прежнему облачный.

Когда император поднялся на борта всех своих кораблей, празднество достигло наивысшей точки. Он вступил на небольшой «Энтерпрайз». Когда его принимали на квартердеке, по выстрелу сигнальной пушки на императорском пароходе американский флаг взвился на топ мачтах всех российских военных кораблей в Кронштадте, и орудийный салют дали все корабли вместе, в честь нашей страны и нашего флага. Когда дым разнесло, разорвало и тучи и яркое солнце пролило на американский флаг свет новой славы и великолепия.

Россия не забыла оказать надлежащим образом честь тому флагу, который поддержали российские флота в Нью-Йорке и Сан-Франциско в 1863 году; а те американские граждане, которым довелось быть в Кронштадте в тот день, оценили то, чем была для Америки дружба с Россией тогда и прежде.

Американцы не могут забыть ни предложения Наполеона Расселу-Пальмерстону-Луису, ни ответа Александра в 1862-1863 гг. Они помнят, что они должны России немногим меньше за её действия в 1863 году, нежели чем Франции – за её действия в 1778 году. Но если они [американцы] должным образом поразмыслят над словами Императора Александра II, они сделают нечто жизненно важное для определения судьбы нации. Они обретут понимание."



Первоисточник: http://tarpley.net/2013/09/23/american-ban...icans-will-und/
Дата публикации: 16 сентября 2014, 23:23

[Eman]

http://www.riata.ru/news/kak-obretaetsya-p...skih-otnoshenij

Спасибо! Я обязательно использую этот материал в одной из лекций своего курса "История Американской внешней политки."

[tatarin]

Обновим ссылку:

http://riata.ru/images/news/Kak%20obretaetsa%20ponimanie.pdf