Оборона Ялты в 1774 г., 2 роты Брянского мушкетерского майора С. Салтанова Опции

[Роберто Паласиос]

19 июля 1774 года геройски погибли в бою с турецким морским десантом весь гарнизон Ялты; две роты Брянского мушкетёрского полка под командованием георгиевского кавалера премьер-майора Самойло Салтанова. Из 222 брянцев, артиллерийской команды и казаков уцелели и пробились к своим только 17. Пленных не было... Заодно турки и примкнувшие к ним татары всех местных христиан на ЮБК перерезали и сожгли. (Естественно потом турецкий десант более сильные русские части выгнали, тогда Кутузов первый раз турецкую пулю в голову получил).
Где можно поподробнее почитать про события именно в Ялте?

Интересует возможный путь отхода отряда из Ялты, при попытке прорыва из окружения на соединение с русскими частями (до которых было... ).

[Armarian]

19 июля 1774 года геройски погибли в бою с турецким морским десантом весь гарнизон Ялты; две роты Брянского мушкетёрского полка под командованием георгиевского кавалера премьер-майора Самойло Салтанова. Из 222 брянцев, артиллерийской команды и казаков уцелели и пробились к своим только 17. Пленных не было... Заодно турки и примкнувшие к ним татары всех местных христиан на ЮБК перерезали и сожгли. (Естественно потом турецкий десант более сильные русские части выгнали, тогда Кутузов первый раз турецкую пулю в голову получил).
Где можно поподробнее почитать про события именно в Ялте?

Интересует возможный путь отхода отряда из Ялты, при попытке прорыва из окружения на соединение с русскими частями (до которых было... ).

Да, весьма любопытная информация. Все ждал, когда коллеги из Крыма как-то прореагируют или откомментируют пост - но увы...
Забавно, что в записках Прозоровского, опубликованных в 2004 г., об этом эпизоде ровным счетом ничего не сообщается. Зато в современной научно-популярной литературе и в крымских газетах и интернет-ресурсах - подобной информации предостаточно [правда, точных ссылок на источники (официальный рапорт, устные предания местных жителей и т. п.) никто, почему-то, не дает].
Боже упаси, я не подвергаю сомнению профессиональную порядочность своих коллег - крымских краеведов, но хотелось бы действительно знать побольше об этих событиях и на основании какого рапорта (222 - 17 - это претензия на достоверный источник!) они описаны.

[Роберто Паласиос]

Да, весьма любопытная информация. Все ждал, когда коллеги из Крыма как-то прореагируют или откомментируют пост - но увы...
Забавно, что в записках Прозоровского, опубликованных в 2004 г., об этом эпизоде ровным счетом ничего не сообщается. Зато в современной научно-популярной литературе и в крымских газетах и интернет-ресурсах - подобной информации предостаточно [правда, точных ссылок на источники (официальный рапорт, устные предания местных жителей и т. п.) никто, почему-то, не дает].
Боже упаси, я не подвергаю сомнению профессиональную порядочность своих коллег - крымских краеведов, но хотелось бы действительно знать побольше об этих событиях и на основании какого рапорта (222 - 17 - это претензия на достоверный источник!) они описаны.

Вообще-то они там и копают и ищут. (А комментируют пока ко мне в личку ) А вот с документальной базой - и у меня пока ничего. Надо найти, откуда "ноги растут" у всей истории. Вероятно, были рапорта офицеров (из 17 спасшихся их было три, включая капитана). А вот где публикации на основании документов?

История конечно героическая, но уж больно трагически закончилась. Если бы не две пушки (которые потом один хрен пришлось заклепать и отдать туркам) - то надо было бы Салтанову отступать на Балаклаву (тяжело через горный хребет, но в принципе возможно), прикрывая эвакуацию местных христиан. А в результате геройски погибли - ВСЕ. Слишком уж силы были не равны.

[ВИК]

У А.В. Мальгина и А.И. Кротова Ялтинская эпопея достаточно подробно разбиралась.
file:///D:/%D0%A8%D1%83%D0%BC%D0%B0/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D1%82%D1%8C%D0%B8/%D0%B6%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B5/%D0%B6%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B5%20%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%82%D1%8C%D0%B8/%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%B3%D0%B8%D0%BD.%20%D0%98%D0%9D%D0%9A%20%E2%84%9624.%202009.%20%D1%81%D1%82%D1%80.%2078-105_files/%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%B3%D0%B8%D0%BD.%20%D0%98%D0%9D%D0%9A%20%E2%84%9624.%202009.%20%D1%81%D1%82%D1%80.%2078-105.htm

[Роберто Паласиос]

У А.В. Мальгина и А.И. Кротова Ялтинская эпопея достаточно подробно разбиралась.
file:///D:/%D0%A8%D1%83%D0%BC%D0%B0/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D1%82%D1%8C%D0%B8/%D0%B6%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B5/%D0%B6%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B5%20%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%82%D1%8C%D0%B8/%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%B3%D0%B8%D0%BD.%20%D0%98%D0%9D%D0%9A%20%E2%84%9624.%202009.%20%D1%81%D1%82%D1%80.%2078-105_files/%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%B3%D0%B8%D0%BD.%20%D0%98%D0%9D%D0%9A%20%E2%84%9624.%202009.%20%D1%81%D1%82%D1%80.%2078-105.htm

Виктор, у Вас ссылка битая. Можно ещё раз. Уж больно интересно.

[ВИК]

Виктор, у Вас ссылка битая. Можно ещё раз. Уж больно интересно.

Странно. Я её скопировал и поставил в адресную строку - у меня открывается без проблем.

[Politruk]

Странно. Я её скопировал и поставил в адресную строку - у меня открывается без проблем.

Вы видимо даёте ссылку на интернет-страницу, которая скачана на Ваш винчестер, судя по виду ссылки. Поэтому у Вас и открывается без проблем.

[ВИК]

Вы видимо даёте ссылку на интернет-страницу, которая скачана на Ваш винчестер, судя по виду ссылки. Поэтому у Вас и открывается без проблем.

Совершенно так и есть... И как же её активировать для общего пользования?

[Ульянов]

Совершенно так и есть... И как же её активировать для общего пользования?

Найти ее в сети заново. Или выложить в сеть с вашего диска D:

[ВИК]

... В сети не нашёл... Ладно, если что не так - модераторы удалят:
"Историческое наследие Крыма" / Журнал № 24_2009 /
Военная история Крыма
Война после войны. Забытый эпизод русско-турецкой кампании 1768 − 1774 годов
Мальгин А. В., кандидат филологических наук, генеральный директор Центрального музея Тавриды
Кротов А. И., историк, краевед

Война, благодаря которой Россия приобрела выход к Черному морю, в целом хорошо представлена в отечественной историографии. Однако, внимание историков было привлечено главным образом к событиям, происходившим на дунайском театре военных действий, и совершенно справедливо – ибо именно там решалась судьба всей кампании. Что же касается военных действий на другом локальном театре – в Крыму в 1771 −1774 годах, то о них известно значительно меньше. От последнего же сражения этой войны в июле 1774 года в работах по истории русско-турецких войн, по-существу, остался лишь один яркий, но все же частный эпизод – знаменитое ранение в голову тогда подполковника, а впоследствии фельдмаршала, князя М. И. Кутузова у деревни Шума во время отражения турецкого десанта [1]. Это объясняется тем, что события в Крыму развернулись, когда мирный договор между Россией и Турцией в Кучук-Кайнарджи был уже подписан, и поскольку они уже никак не влияли на исход войны, то и не привлекли серьёзного внимания современников и историков.

На это обстоятельство еще в 1908 году обратил внимание известный инженер-фортификатор, историк и археолог Крыма генерал-лейтенант А. Л. Бертье-Делагард. По его просьбе, поддержанной Председателем императорского русского Военно-исторического общества генералом Д. Скалоном, управляющий Московским отделением Общего архива Главного штаба полковник Н. Поликарпов подготовил достаточно объёмный комплекс документов (в том числе их копий), касавшихся заинтересовавших А. Л. Бертье-Делагарда событий*, причём последние были оценены как представляющие «громадный интерес для истории завоевания… полуострова» [2]. Учёный собирался воспользоваться им для увековечивания памяти павших, а также в своих дальнейших научных исследованиях, однако, ни того, ни другого ему выполнить не удалось**. Документы осели в архиве ученого, который после революции и Гражданской войны (А. Л. Бертье-Делагард умер в 1920 г.) попал на хранение в Центральный музей Тавриды. Здесь они также долгое время не привлекали ничьего внимания, пока тема борьбы России за Крым в XVIII веке вновь не приобрела актуальность. Инициатором новых разысканий стал алуштинский историк-краевед, ветеран Великой отечественной войны подполковник в отставке Аркадий Ильич Кротов, который самостоятельно начал исследования в Государственном военно-историческом архиве (Москва), Госархиве АРК, где ему удалось выявить целый ряд интереснейших материалов, касающихся крымской компании 1771 − 1774 годов. Поиски привели исследователя в Центральный музей Тавриды, где началась уже нашa совместная работа. Огромным подспорьем в ней стала публикация (хотя с научной точки зрения совершенно неудовлетворительная) в 1997 году реляций командующего 2-й армией князя В. М. Долгорукова-Крымского [3], других документов, а также выход «Записок», командующего Крымским корпусом в 1772-1778 годах генерал-поручика князя А. А. Прозоровского [4]. К сожалению, кончина А. И. Кротова в 2006 году не позволила тогда завершить эти начинания…


* Этот комплекс документов хранится в отдельной папке фонда А. Л. Бертье-Делагарда в ЦМТ (Симферополь), озаглавленной: «Справка о бое под Алуштою в 1774 году», КП-23050/Д-8765 и включает в себя следующие документы: 1. Справка № 508. О сражениях в 1774 году при Алуште и Ялте. 2. Справка из дел Московского отделения Общего архива Главного штаба № 724 от 24 июля 1908 г. 3. Выписка из рукописи «Описание походов россиян против турок в 1769 − 1774 гг.». 4.Приложение № 1. Выписка из Списка формулярного Брянского пехотного полка о службе, достоинстве и прочем. Учинен мая 29 дня 1774 года. 5. Приложение № 2. Выписка из Списка формулярного Брянского пехотного полка… Приложение № 3. Выписка из Списка формулярного Брянского пехотного полка о службе, достоинстве и прочем. Учинен 1 генваря 1775 года. 6. Приложение № 4. Рапорт главнокомандующего второй армией генерала-аншефа и кавалера кн. В. М. Долгорукова Государственной военной коллегии от 20 сентября 1774 г. (копия). Ведомость об убитых, раненых и безвестно пропавших военным чинам, а равно и партикулярным людям во второй армии в кампанию 774 году при зделанным турками на Крым десанте во время бунту татарского (копия). 7.Приложение № 5 Выписка из формулярных списков 3-го мушкетёрского баталиона московского легиона за 1774 год. 8.Приложение № 6. Письмо князя В. М. Долгорукова к генерал-аншефу Г. А. Потёмкину от 7 сентября 1774 г. (копия). 9. Приложение № 7. Выписки из годового отчёта Брянского пехотного полка за 1774 г. 10. Приложение № 8 Численный состав и организация Брянского пехотного полка в 1774 г. 11.Приложение № 9. Рапорт Брянского пехотного полка… о состоянии в оном людей и лошадей. Генваря 1 дня 1775 года. Приложение № 10. Состав 2-й армии генерал-аншефа князя В. М. Долгорукова за 1774 год.
** Вторично в 1912 г. с подобным предложением выступил на заседании Таврической учёной архивной комиссии еще один её член и тоже генерал – М. А. Сулькевич, впоследствии известный политический деятель периода Гражданской войны, – и также безрезультатно. В третий раз эта идея была озвучена уже в 2004 г. известным крымским специалистом по изучению и охране памятников В. Н. Гурковичем, − также безрезультатно (Размышления у Фонтана // Памятники Южного берега Крыма: вчера, сегодня, завтра. Материалы всеукраинской научно – практической конференции. 24 − 26 апреля 2002. Ялта, 2004 с.78 − 82).

В этом году исполняется 235 лет со дня драматических событий, ознаменовавших окончание русско-турецкой войны 1768-1774 годов. Думается, что это более чем уважительный повод для того, чтобы сделать их достоянием широкого круга читателей, а также вернуться к высказанной ровно сто лет назад идее А. Л. Бертье-Делагарда об увековечении памяти павших в её сражениях воинов.


***


”Генерал-аншеф,

Как известно, для обеспечения выхода России к Черному морю было необходимо не только нанести поражение основным силам Османской империи, оперировавшим в Подунавье, но и установить контроль за Крымским полуостровом – главной частью владений зависимого от Порты Крымского ханства – неизменного ее союзника в борьбе с Россией. Решение этой задачи возлагалось на 2-ю армию генерал-аншефа кн. В. М. Долгорукова. В июне 1771 года экспедиционный корпус этой армии под его командованием в составе 23.395 тыс.человек прорвал перекопские укрепления и вторгся в Крым. Отряд генерала Ф. Ф. Щербатова (3.395 тыс.) был отряжен по Арабатской стрелке для занятия крепостей Керчь и Ени-Кале, удерживаемых турецкими гарнизонами. Победоносное сражение за Перекопскую линию открыло Долгорукову путь вглубь полуострова. После короткого, но кровопролитного штурма русскими войсками была взята главная турецкая крепость в Крыму – Кефе (в тогдашнем русском написании Кефа), после чего турки оставили без боя Керчь и Ени-кале. Специально направленный отряд ген. Брауна занял Козлов (Евпаторию). Последовательно в течение двух недель в руках у русских оказались все стратегически важные пункты крымского полуострова, турецкие гарнизоны частью капитулировали, частью эвакуировались, ханская армия рассеяна. Победы Долгорукова наряду со сражениями у Рябой Могилы, под Ларгой и Кагулом, выигранными Румянцевым, стали самыми яркими событиями этой войны (сам Долгоруков удостоен Екатериной II титула «Крымский»).

Никаких намерений по поводу присоединения Крыма Екатерина II тогда не имела. В соответствии с доктриной шефа русского внешнеполитического ведомства Н.Панина Крым должен был быть освобожден от османской зависимости и как формально-независимое государство перейти под российский протекторат. Положительный опыт решения такого рода проблем русская дипломатия имела в лице Эдисанской, Буджакской, Эдичкульской и Джамбуйлукской татарских орд, отложившихся от турок и перешедших под российское покровительство. Решающую роль в убеждении крымцев последовать их примеру должно было сыграть присутствие на полуострове русских войск. Новый крымский хан – Сахиб-Гирей, избранный знатью в марте 1772 года (бывший комендант крепости Ор-Капу, сдавший её русским), был признан Екатериной «независимым владетелем, а область Татарская в равном достоинстве с протчими подобными свободными и под собственным правительством состоящими областями» [5]. 1 ноября 1772 года в Карасубазаре между Россией и Крымским ханством был подписан «Мирный и союзный трактат» (со стороны ханства его подписал Сахиб-Гирей, со стороны империи − губернатор Слободско-украинской губернии генерал-поручик Е. А. Щербинин), в соответствии с которым между Всероссийской империей и «Вольною татарскою областию» устанавливались «Союз, дружба и доверенность» [6]. Две ранее принадлежавшие Турции крепости − Керчь и Еникале передавались в вечное владении России, а до окончания войны в «укрепленных крымских местах» должны были оставаться русские гарнизоны. В Бахчисарай в качестве посла русской императрицы (официально он титуловался «резидентом») был направлен П. Г. Веселицкий.

”???”

С момента занятия Крыма русскими войсками и до самого окончания русско-турецкой войны обстановка на полуострове оставалась весьма напряженной. Турки не собирались мириться с потерей Крыма. В течение длительного времени они осуществляли военные демонстрации у крымских берегов, пробуя на прочность русскую оборону. Однако главным обстоятельством было то, что далеко не все представители крымской знати благосклонно воспринимали российский протекторат и стремились к восстановлению суверенитета Порты. Как указывал историк Крымского ханства В. Д. Смирнов: «Ободрённые уступчивостью России на Букурештском конгрессе,… а также и некоторыми последовавшими за тем успехами османского оружия, крымские татары, т.е. собственно партия, желавшая возвратиться в турецкое подданство…, стали опять заискивать у Порога Счастия, начав присылать одно за другим письма» [7]. Письма эти, содержавшие просьбы об «избавлении Крыма от неверных», побуждали Порту к более решительным действиям.

Исходя из складывающейся ситуации, существеннейшей частью турецких планов по возвращению Крыма была организация мятежа на полуострове силами враждебных русским и хану Сахиб-гирею татар. С этой целью турки активизировали контакты с представителями местной знати. Фактически у ханского трона почти открыто боролись две партии – русской и турецкой ориентации. Зарубежным главой последней считался один из предыдущих ханов − Девлет-Гирей, ранее смещенный Портой за военные неудачи, но вскоре возвращённый к «Блистательному престолу». После занятия Крыма русскими войсками Девлет-Гирей находился при трапезундском губернаторе сераскире Хаджи-Али-Паше, собирая войска и готовя с ним десантную операцию в Крым. Избранный про-русской знатью Сахиб-Гирей колебался, находясь под давлением с двух сторон, и никак не противодействовал мятежникам. С возобновлением военных действий после безрезультатного завершения Бухарестского конгресса в марте 1773 года Гаджи-али вместе с Девлет-Гиреем активизировали подготовку десатной операции и к концу весны 1774 года турецкий флот под командованием капудан-паши Мустафы-бея вышел к северным берегам Черного моря. В мае турки предприняли несколько демонстраций вблизи Очакова, а затем отправились к Керченскому проливу и Тамани.


***


В течение трёх лет, с июля 1771 по июль 1774 годов, хоть военных действий как таковых в Крыму не велось, русское командование вынуждено было держать здесь довольно значительные воинские силы как «в рассуждение» возможной попытки турок вернуть полуостров силой, так и для обеспечения покорности крымских татар. Еще в 1772 году из состава второй армии был выделен «Крымский корпус», командующим которым стал в 1773 году один из бригадных командиров 2-й армии генерал-поручик А. А. Прозоровский. Именно он упорядочил систему охранения крымского полуострова и дислокации здесь русских войск. Последняя осуществлялась по т. н. «австрийской кордонной системе» [8], в соответствии с которой формировались общие резервы, от которых выделялись охранные посты. Особенности размещения войск диктовались как требованиями тактики, так и условиями мирного договора с Крымским ханством. В частности, войска (по крайней мере крупные подразделения) не должны были размещаться на квартирование в населённых пунктах – городах и крупных поселениях, во-первых, потому что в Крыму лишь две крепости Перекоп и Арабат были пригодными к обороне, а во-вторых, для того, чтобы «не делать утеснения обывателям», и без того косо смотревших на русских.

Для сосредоточения войсковых резервов Прозоровский наметил три главных лагеря – ретраншемент на р. Бузлык (встречается вариант Булзык, ныне эта речка носит название Чуруксу, она берёт своё начало близ Старого Крыма и впадает в Сиваш у Арабатской стрелки) в 13 верстах от Кафы, где должны были размещаться войска для контроля за восточной частью полуострова, ретраншемент при р. Чокрак между Козловом и Ак-Мечетью для выполнения этой же задачи в Западной части Крыма, а также Салгирский ретраншемент в 15 верстах от Ак-Мечети в центральной части Крыма, где обычно располагалась ставка командующего 2-й армией во время пребывания его при войсках Крымского корпуса. Здесь находились основные войсковые резервы и штабы главных подразделений корпуса. Основные воинские контингенты были рассредоточены по всей территории полуострова, занимая гарнизонами т.н. «отделённые посты». Главные из них, где находились подразделения численностью до полка и более, располагались в Перекопе, Козлове, Кафе, Балаклаве, Керчи-Еникале и Арабате. От этих последних пунктов на побережье и кое-где внутри полуострова были выставлены менее значительные посты, численность которых зависела от стратегической важности последних – в крупных гаванях и больших селениях от 300 до 100 человек, в мелких деревнях – менее значительные. Повсеместно были воздвигнуты полевые укрепления – ретраншементы, редуты, батареи. Ввиду того, что в Крыму не доставало продовольствия и фуража для прокормления войск, часть их постоянно находилась в Алёшках на Днепре и других местах к северу от полуострова, откуда могла быть введена в Крым в любой момент.

Состав войск Крымского корпуса не был постоянным, в разное время него входили различные полки 2-й армии. По состоянию на декабрь 1773 года (т. е. в варианте перехода «на зимние квартиры») состав и дислокация Крымского корпуса была следующей [9]:

Таблица 1
Полки Подразделения Место дислокации

Пехотные:

Ряжский 1-й батальон Перекоп

2-й батальон Бельбек

Курский Кафа

Белевский Кафа

Алексеевский Еникале

Брянский Балаклава – Ялта и близлежащие пункты

Елецкий Керчь-Еникале

Команда 150 чел. Салгирский ретраншемент

Тамбовский Козлов
Команда 150 чел. Салгирский ретраншемент

Московский легион Гренадерский б-н Алешки

3 мушкетерских батальона «в горах при греческих деревнях»

Команда егерей В различных местах южного побережья

Егеря («корпус» из Финляндской дивизии) 1-й батальон Судак
2-й батальон В горах в окрестностях Судака

Команда 60 егерей Арабат

Кавалерия:
Гусарские полки:
Черный 1 эскадрон Алешки

4 эскадрона Бузлыкский ретраншемент

Молдавский 1 эскадрон Алешки

4 эскадрона Бузлыкский ретраншемент

Бахмутский 2 эскадрона Козлов

Донской пикинерский Белозерка

Драгунские полки:

Борисоглебский Алешки и Шангирейский ретраншемент

Астраханский

Донские казачьи:


Барабанщикова Посты Козлов-Перекоп

Грекова Посты Козлов-Балаклава

Кутейникова Салгирский ретраншемент

Иловайского Р.Индол

Малороссийские:

Три компанейских полка Еникале


Накануне описываемых событий дислокация этих подразделений претерпела существенные изменения ввиду нахождения турецкого флота с десантом вблизи Керченского пролива: к июлю 1774 года три пехотных полка (Алексеевский, Елецкий и Белевский) были «оказаны» Долгоруковым противнику близ Керчи и Еникале (этой бригадой командовал генерал-майор К. Б. (?) Дельвиг). Тамбовский полк, выполняя роль резерва для Керчь-Еникальской группы, размещался в новом «посту», который Прозоровский в своих донесениях именует Кулеш, Кулаш, а один раз – Улаш. Судя по всему, это место у дер. Кулеч-мечеть (ныне Новопокровка), на той же речке Бузлык, но несколько севернее бузлыкского ретраншемента, на прямой дороге, идущей из центра полуострова к Керчи. Там же находился и гренадерский батальон Московского легиона подполковника М. И. Голенищева-Кутузова (эта группа состояла под командованием ген-майора И. В. Якоби). 1-й мушкетерский батальон того же Московского легиона (подполковник А. А. Леванидов) стоял в бузлыкском ретраншементе вместе с батальоном Курского полка (второй находился близ д. Топлы) и гренадерским батальоном, «скомандорованным» из гренадерских рот пехотных полков, здесь же имел пребывание и командир Крымского корпуса генерал-поручик А. А. Прозоровский. Два других мушкетёрских легионных батальона находились в команде генерал-майора И. С. Кохиуса в районе Балаклавы − Ялты − Алушты − Ахтиара вместе с Брянским полком. Два батальона егерского корпуса дислоцировались один в Судаке, второй в горах между Судаком и Алуштой. Ряжский полк «закрывал» Крым у Перекопа. Кавалерия раcпределялась между этими резервами, при этом в Крыму непосредственно находились: три гусарских (Молдавский, Черный и Бахмутский), пикинерный (Донецкий) и драгунский (Борисоглебский) полки, три «компанейских» малороссийских и четыре донских казачьих полка, значительная часть этой кавалерии была также стянута к Керчи (возможно с началом описываемых событий в Крым был введен также Ростовский карабинерный полк).

К началу событий вместе к Долгоруковым в Крым вошли также два пехотных полка его резерва, которые были размещены в Салгирском ретраншементе*.

* Долгоруков нигде не упоминает названия полков своего резерва, однако в его ордере Прозоовскому от 18 января 1775 г. в Росписи выведенных из Крыма полков упоминаются, кроме перечисленных выше, Азовский и Селенгинский, вероятнее всего они и составляли основу резерва Долгорукова. См. Присоединение Крыма к России. Рескрипты, письма, реляции и донесения / Сост. Дубровин. Н. СПб, 1885, т.1, с.14-15

”???”

Количественный состав всех этих подразделений был, как правило, намного ниже нормы, поскольку в Крыму бушевало «моровое поветрие», уносившее больше жизней, чем непосредственные военные действия. Только за три месяца 1774 года убыль в войсках составила 1615 человек. В каждом полку, по сведениям, сообщавшимся Долгоруковым в Петербург, находилось по 300 больных [10]. В результате, например, численный рядовой состав Тамбовского мушкетёрского полка был меньшим, чем численность одного батальона в Московском легионе – 600 против 650 [11]. Следует сказать, что по Высочайше утверждённым 14 января 1763 года штатам, в каждом пехотном полку в военное время полагалось содержать 2154 военнослужащих, в том числе 56 офицеров, 122 унтер-офицеров и капралов, 1769 нижних чинов и 243 нестроевых обслуживающего персонала [12]. В сравнении с этим в Брянском мушкетёрском полку в 1774 году имелось налицо: 20 офицеров, 96 унтеров и капралов, 797 рядовых (гренадёр, мушкетер и егерей), а всего 1148 чинов, т. е. чуть более половины штатного состава [13]. Такая же, если не еще более плачевная ситуация складывалась и с кавалерией. Донецкий пикинерный полк насчитывал в своём составе – 415 человек, т.е. едва ли треть штатного состава. В 1773 году из-за некомплекта казачьих полков командованию пришлось слить 6 полков в 4, которые и после этого продолжали оставаться малочисленными.

Крымскому хану, однако, всегда сообщались завышенные сведения о количестве русских войск на полуострове для того, чтобы держать последнего «в почтении». Скорее всего, несколько завышенные сведения о численности войск отправлялись и в главную квартиру, и в Петербург, поскольку это было связано с поставками продовольствия и фуража. Сегодня довольно сложно определить точную численность войск Крымского корпуса, можно лишь предположить, что она была существенно меньше, чем «исчисленная» с 1 сентября 1771 года по июль 1772 года, когда было затребовано продовольствия на 14.696 человек, а с учетом, подразделений, находившихся на Керченском полуострове и на Тамани, – на 19.000 человек [14]. Учитывая постоянные откомандирования полков из «спокойного» Крыма на Дунайский театр, а также весьма высокую смертность от эпидемий, можно утверждать, что реальная численность войск «Крымского корпуса» (без учёта резерва командующего 2-й армией) накануне описываемых событий если и превышала, то совсем не на много 10 тыс. человек.

Ключевую роль в обеспечении военной мощи русских войск играла артиллерия. По подсчётам А. И. Кротова [15], на вооружении корпуса находилось 66 орудий разного калибра − от лёгких полу-фунтовых (по весу ядра) пушек, трехфунтовых полковых орудий, до 6-ти и 8-ми фунтовых пушек, а также новые, только что начавшие поступать на вооружение 12-ти фунтовые гаубицы, так называемые «единороги». По штату на каждый пехотный батальон полагалось иметь 2 пушки – 8-ми и трёхфунтовую (соответственно на полк – 4 орудия). Кроме этого, какое-то количество орудий составляли «корпусную артиллерию», все они распределялись в соответствии с общей дислокацией войск.

Силы противника, по крайней мере, в количественном отношении выглядели значительно внушительнее. Крым находился в ведении трапезундского губернатора и сераскира Гаджи-Али-Паши, обладавшего собственной, весьма немалой армией. По данным, сообщавшимся в ставку князем Долгоруковым, численность турецкого экспедиционного корпуса оценивалась в 50 тыс. человек [16]. Представители Гаджи-али, по свидетельству генерала Якоби распространяли информацию о том, что для «освобождения Крыма» под ружьём находится до 40 тыс. бойцов [17]. Веселицкий на основании сведений, сообщенных «конфидентами», оценивал турецкие силы в 30 − 35 тыс. Человек [18], его секретарь С. Дементьев в докладной записке Долгорукову сообщал, что по распространяемым в лагере Паши данным непосредственно при Гаджи-али состоит «20.000 янычаров» (следует, очевидно, читать − пехоты), всего же «войска как сухопутного, так и морского счисляется с 50.000», но, по его мнению, «сего числа не будет» [19]. В конце ХIХ века историк Крымского ханства Смирнов на основании турецких источников утверждал, что Гаджи-Али и Девлет-Гирей собрали в Синопе и других прибрежных местах 25 тыс. человек [20]. Информация о количественном составе турецкого флота также разноречива: сам Гаджи-али накануне экспедиции называл цифру в 120 кораблей, стоящих в Трапезунде и других портах [21], С. Дементьев сообщал, что «флот их состоит в 15 линейных кораблях, да около 60 транспортных судов и малых фрегатов» [22]. П. Г. Веселицкий на основании собственного «прележного разведования» доносил, что эскадра состоит из пяти 66-ти пушечных «фрегатов», 56 других трех- и одномачтовых судов, 24 галер и нескольких больших и малых лодок [23].

”Турецкие

Несомненно, что турецкие морские силы в количественном и огневом отношении многократно превосходили Азовскую эскадру контр-адмирала Сенявина, которая насчитывала 9 т. н. «новоизобретённых кораблей», 2 бомбардирских корабля, 6 фрегатов, 16 ботов, галиотов и транспортов, из которых «на ходу» была едва половина. Когда 28 июня в Керченский пролив в очередной раз прибыла турецкая эскадра в составе 31 вымпела − 6 кораблей, 7 фрегатов одно бомбардирское судно и 17 гребных судов − их встретили в проливе три «новоизобретённых корабля», три фрегата и два бомбардирских судна [24], которые попросту были заперты турками в проливе и не смогли противодействовать высадке десанта.

Армия Гаджи-али представляла собой достаточно пестрое объединение: основу его составляла набранная на севере Анатолии пехота, но в этом войске были также выходцы с Северного Кавказа, грузины и даже русские казаки-некрасовцы, известно также, что при Гадже-али находился и отряд янычар, но его количественный состав неизвестен (Веселицкий видел около 3000). Боевые качества этих войск в нашей литературе принято оценивать не слишком высоко*, но при определённых условиях (численный перевес, помощь со стороны местного населения, удобные позиции для обороны), они могли действовать достаточно эффективно. В целом же в качественном отношении (выучка, дисциплина, огневая мощь) русские войска существенно превосходили турок (при этом необходимо отметить, что в частях Крымского корпуса было много необученных новобранцев, из них практически целиком состоял Московский легион и в значительной степени батальоны егерьского корпуса). Это, безусловно, верно по отношению к пехоте и артиллерии, что же касается боевых свойств русской кавалерии, то здесь её сопоставление с противником не будет столь однозначно в пользу первой. Восточный всадник (это относится и к татарам) по-прежнему в индивидуальной выучке превосходил европейца, и известно много случаев, когда, оставшись без огневого сопровождения, русская кавалерия (в частности, легкоконная, а также казаки) бывала опрокидываема противником*. Но в войсках Гаджи-али не было кавалерии (или она была незначительной), последнюю он надеялся получить в лице присоединившихся к нему татар.


* Виной этому были прежде всего недостатки в организации и руководстве войсками, что же касается индивидуальных боевых качеств солдат, то о них после Кагула следующим образом отозвался П.А.Румянцев: «По испытанию стправедливость сию должно отдать туркам, что персонально нельзя быть храбрее воину, как их всадники и пешеходы» (П.А.Румянцев. Документы. Т.2, с.375)
Согласно достататочно распространённому представлению, кавалерия в середине ХVIII в. была «наихудшим» родом войск в русской армии (См.: П.А.Румянцев. Документы, т.2, М., 1953, с.777). Следует отметить также, что кавалерийские части Крымского корпуса были укоплектованы в основном т.н. «поселеной» (полурегулярной) кавалерией – гусарами и пикинерами, - бойцы которой зачастую «только вооружением отличались от поселян».

***


8 июня 1774 года турецкий флот под командованием капудан-паши Мустафы-бея с экспедиционными войсками Гаджи-Али Паши стал на якорях ввиду Керченского пролива в урочище Такли на Таманском побережье. Согласно сообщениям всевозможных «конфидентов», именно там – на Керченском полуострове − предполагалась первоначально высадка турецкого десанта для нанесение удара в самое сердце русских позиций на новообретённые крепости Керчь и Еникале (Командующий Крымским корпусом князь Прозоровский считал это направление маловероятным, он еще в 1772 году полагал, что если высадка и произойдёт, то турки высадятся в районе Ялты). Манёвры турецкого флота заставили Долгорукова (который принял на себя непосредственное руководство войсками в Крыму, поручив командующему крымским корпусом Прозоровскому «левый фланг», − т. е. восточную часть полуострова) стягивать к Керченскому полуострову войска, где, как уже говорилось, были собраны достаточно внушительные силы в составе четырёх пехотных полков и разного рода кавалерийских соединений. Турецкой высадке здесь мешала как русская флотилия, хотя и запертая превосходящими морскими силами в проливе, но все же опасная в ситуации высадки, так и невозможность широко задействовать татарские силы. Ограничившись здесь вооруженной демонстрацией, Гаджи-Али паша в действительности наметил для высадки другое место на побережье.

Между тем, 10 июля 1774 года в болгарском местечке Кучук-Кайнарджи после длительной дипломатической борьбы русскими и турецкими представителями был заключён мирный договор. Формально военные действия были прекращены. Как впоследствии написал Смирнов: «паша и Девлет появились не в то время и не в том месте». Проблема, однако, заключалась в том, что никто из участников предстоящей драмы об этом ничего не знал*. Обе стороны во всю готовились к неотвратимой схватке.


* Мирный договор 10 июля подписали дипломатические представители России и Турции Н.В.Репнин, Ресми-Ахмед и Ибрагим-Мюниб. Хотя статья договора ясно свидетельствовала о прекращении всех боевых действий именно с этого момента (См. Дружинина Е.И. Кучук-Кайнарджийский мир. М., 1955, с.273), реально приказы об этом были отданы лишь после утверждения договора главнокомандующими обеих армий 15 июля. Вероятнее всего «чегодари»-посланники были направлены из Штаб-квартиры на Дунае в Крым только 16 июля.

Утром 17 июля русские наблюдатели на Керченском полуострове турецкого флота не обнаружили – он тихо покинул ночью свою стоянку и исчез в неизвестном направлении. Турки появились вновь лишь спустя несколько часов: прибрежные посты донесли о том, что турецкие суда замечены западнее Судака в непосредственной близости от берега. Глазам русских солдат явилось пугающее зрелище, своего рода «непобедимая армада», растянувшаяся на много километров: её авангард был уже на подходе к Алуште, а хвост двигался еще напротив Ворон-Дегерменской пристани. Намерения турок сомнений не оставляли, но где они предпримут высадку было не ясно (наиболее веротным местом Долгоруков считал побережье между Бельбеком и Козловом – именно там спустя 80 лет высадился другой десант – англо-французский). В этой ситуации Долгорукий, находившийся со своим резервом уже на территории Крыма в Салгирском ретраншементе, решил создать «ударный кулак» в центре полуострова, откуда можно было «способно действовать» для отражения неприятеля, где бы он ни сошел на берег. Для этого он приказал генералам Прозоровскому и Кохиусу отрядить часть имеющихся у них войск и двигаться на соединение с главным резервом. Прозоровский направил к Долгорукову генерала Якоби (последний находился в новом лагере «Кулеш» и мог быстрее других войск, стянутых в восточную часть Крыма, достичь Акмечети) с отрядом в составе Тамбовского пехотного полка, гренадёрского батальона Московского легиона, а также Бахмутского гусарского полка. Кохиус отрядил из района Балаклавы «деташемент» в составе 2-го батальона Московского легиона, которым командовал подполковник фон-Руден и кавалерийских частей. По-видимому, именно их барабаны и слышал в этот день в Бахчисарае резидент Веселицкий, полагавший, что Долгоруков послал отряд для его вызволения из Ханской ставки. Но этот деташемент, пройдя всего в трёх верстах от Бахчисарая, проследовал к Ак-Мечети. К его приходу Долгоруков уже знал, что турки высадились в местечке Алуште и напали на русский пост. А потому фон-Руден был тот час же направлен на его подкрепление, а в случае невозможности этого и ему надлежало занять «твёрдую позицию» в Енисале и ждать подхода основных сил.

События на побережье, между тем, развивались следующим образом.

Днём 17 июля посланный Прозоровским к Ускуту егерский батальон премьер-майора С.Д.Бурнашова «застал неприятельский флот, протегающийся вдоль берега к Урзуву (Гурзуфу), который остановился против Алушты, Курузени, Кучукузине в таком расстоянии, что слышны были его пушечные выстрелы» [25]. Отправленный Бурнашовым в ночную разведку с 60-ю солдатами офицер доложил, что остановившийся против Алушты неприятель «делает на берег покушения». Однако помочь алуштинскому посту Бурнашов не мог: мелкие турецкие суда подошли к берегу, держа под прицелом своих орудий единственный путь, по которому он мог провести своих егерей и пушки. Кое-где турки высадились на сушу – захватили прибрежную деревню Туак и сожгли маяк.

Итак, местом главной высадки Гаджи-Али Паша выбрал Алушту. Вероятнее всего его план заключался в том, чтобы захватив плацдарм на Южном берегу выйти к Ангарскому и Кебит-Богазскому перевалам (выход на последний открывал путь к Бахчисараю), поднять в тылу русских войск татарское восстание и, действуя из труднодоступной горной местности, по частям разгромить и вытеснить с полуострова русские войска. Свою роль сыграло, по-видимому, и то, что здесь Долгоруков его не особенно ожидал, полагая, что десант высадится западнее.

”А.

Алушту охранял пост из 150 егерей московского легиона под командованием капитана Н. Колычева при двух легких орудиях. Не смотря на явное превосходство неприятельских сил, алуштинский пост оказал энергичное сопротивление высадке. В ходе шестичасового боя егеря расстреляли почти весь свой боезапас, но 17 июля противник, как считает один из исследователей этих событий В. Ткаченко [26], так и не смог высадиться на берег. Из опасения быть отрезанным, Колычев отдал приказ о «ретираде» к дер. Ени-сале, по другую сторону горного хребта, каковая и была произведена в «наилутчем, − как сказано в реляции Долгорукова, − порядке». По-видимому, ночью егеря отошли, сохранив пушки, правда, весь обоз поста был сброшен при отступлении восставшими окрестными татарами в пропасть. В этом «деле» Колычев потерял всего трёх человек убитыми и 19 человек ранеными, однако, поскольку связь его с непосредственным начальником генерал-майором Кохиусом оборвалась, последний посчитал, что егеря противником «все истреблены», о чём и донёс Долгорукову. Большой турецкий отряд высадился в Алуште, однако значительная часть флота следовала дальше – к Гурзуфу и Ялте, где находился ближайший крупный русский пост.

Здесь стояла команда Брянского мушкетёрского полка под командованием премьер-майора и кавалера ордена Св. Георгия С. Салтанова. Получив известие о бомбардировании неприятелем Алушты, Салтанов в ночь с 17 на 18 июля двинулся на соединение с Колычевым, однако, при взошедшем месяце увидел, что часть турецкого флота движется уже позади него в районе Кучук-Ламбата [27]. Опасаясь быть отрезанным от своего поста в Ялте, Салтанов дал команду повернуть обратно и, собрав мелкие посты по побережью, буквально «наперегонки» с турками двинулся к Ялте, куда приказал стягиваться и ближайшим от него в сторону Балаклавы постам. Двигались противники практически с одной скоростью: вступив в Партенит, Салтанову пришлось отражать тут же высаженный турками мелкий десант. Возвратившиеся посланные в разведку к Алуште казаки сообщили, что Колычева в Алуште уже нет «а деревня Алушта вся зажжена и в ней многое число ходит турков» [28]. С верхней дороги Салтанов прекрасно видел, как повсеместно в прибрежных деревнях высаживаются турецкие солдаты…

Ялтинский бой 19 июля 1774 года – самый кровопролитный, героический и трагический эпизод всей кампании, как это ни странно, не оставил никакого следа в последующей военно-исторической литературе* и остался лишь в виде смутного местного воспоминания, в котором правда была тесно переплетена с вымыслом. Автор “Досугов крымского судьи” П. И. Сумароков в издании 1805 года излагает эту историю следующим образом: “В исходе последней Руманцова с турками войны, сии ожесточённые неприятели, питаясь бесполезным упованием исторгнуть Крым из наших рук, сделали на двух галерах высадку в Алуште, откуда перейдя сюда напали вместе с присовокупившимися к ним татарами на притины россов, к великому их изумлению. Воины наши от превозмогающей силы принуждены были оградиться окопами на безвыгодном месте, а турки, пользуясь дуновением ветра зажгли сено, солому и при дыме, застилающем млою стан их, напали и принудили оставших избрать в убежище внутренность и ограду церкви. Там защищались те, как истинные герои, но наконец сдавшись на пощаду, все вопреки честности и политики были умерщвлены, исключая 5 или 6 человек, которые чрез горы и воды достигли Балаклавы. Таковой подвиг музульман, − заключает своё пышное повествование Сумароков, − не принёс им никакой пользы, приобыкшие к победам россы, пришли, победили, и малое число врагов спаслось бегством чрез море” [29].


*Пожалуй, единственным исключением является статья научного сотрудника «Ленинградского военно-исторического музея» (как он атрибутирован в этой публикации) – Г.В.Защука, опубликованная в крымской «Курортной газете» 5 сентября 1970 г. Хотя никаких ссылок в ней автор не даёт, из текста видно, что скорее всего он пользовался каким-то из вариантов материалов, предоставленных А.Л.Берье-Делагарду архивом Генерального штаба, возможно их копиями в Военно-историческом архиве. Выражаю сердечную благодарность В.Н.Гурковичу, обратившему моё внимание на эту публикацию.

”???”

От Сумарокова эта история кочевала по многим последующим путеводителям, обрастая всевозможными «подробностями» или совершенно перетолковываясь. Так, в популярном путеводителе «Ялта и её ближайшие окрестности», изданном в типографии Лупандиной в 1897 году, этот сюжет получил новое направление: «храбрые россы» вдруг куда-то исчезли, но им на смену в качестве жертв турецко-татарского варварства пришли «местные христиане», которых и застали в упомянутом Сумароковым ялтинском храме за богослужением. «Турки заперли выход из церкви, подвели под неё мину и взорвали на воздух вместе с народом» [30], − сообщает автор раздела (по-видимому это был впоследствие известный издатель путеводителей по Крыму Безчинский). Сумароков еще видел печальные развалины «взорванной турками» церкви на мысе св.Иоанна, но после они были употреблены предприимчивым М. С. Воронцовым на строительство ялтинского мола и бесследно исчезли. Собственно, все эти истории, по-видимому, и побудили поселившегося после отставки в Ялте генерал-майора (?) и археолога-любителя А. Л. Бертье-Делагарда, интерес которого к древностям начался именно с эпохи русско-турецких войн, заняться собственными разысканиями. Бертье, конечно, не составило большого труда установить происхождение легенды о взорванной церкви, её источник – это фраза П. С. Палласа из его описания Ялты 1793 года, которая гласила: «Находившаяся здесь греческая церковь была случайно уничтожена пороховым взрывом во время предпоследней турецкой войны, и теперь видны её остатки на скале у моря» [31]. Что касается других подробностей этого дела, то они были сообщены ему заведующим Московским отделением общего архива генерального штаба полковником Поликарповым. На основании материалов архива, последним в 1908 году была составлена «справка», согласно которой «Дело при Ялте» 19 июля 1774 года выглядело так: «Пост в дер. Ялте занимали две малочисленные роты Брянского мушкетёрского полка (пехотного) полка, часть артиллерийской команды этого полка… и команда из 11 донских казаков для разъездов… Турецкий флот подойдя к дер. Ялте 19 июля 1774 г. немедленно выслал на её берег сильный десант, к которому присоединилось «великое число татар». Вся эта сила облегла со всех сторон дер. Ялту и начала штурмовать её. Не смотря на громадный численный перевес неприятеля, Ялтинский пост и не думал сдаваться и отразил на первых порах неприятельский штурм. Тем не менее, положение этого поста было в высшей степени отчаянное: он был под конец окружен со всех сторон турками татарами так, что для него не только были отрезаны все пути отступления, но нельзя было проскользнуть даже и одиночному человеку и сообщить ближайшим войскам о критическом положении поста. Посланые премьер-майором Салтановым с таки известием подпрапорщик … и затем по одиночке еще семь казаков были убиты турками. У брянцев не имелось уже никакой надежды на помощь извне; осилить неприятеля… не представлялось никакой возможности, тем более, что почти вся артиллерийская прислуга пала при своих орудиях, заряды и патроны были уже израсходованы. Ялтинский пост решил побиваться через толпы неприятеля штыками. Но только небольшая горсточка доблестных защитников Ялты, и то более или менее тяжело раненых, смогла каким-то чудом пробиться на штыки и принести страшную весть о гибели ялтинского поста: все остальные брянцы пали смертью храбрых в неравном и кровавом рукопашном бою» [32]. Далее автор «Справки» перечисляет имена погибших офицеров, сообщая, что в этом бою потери убитыми составили 205 человек (это больше, чем потеряла вся 2-я армия в ходе занятия Крыма в 1771 г.), в том числе 182 нижних чинов, 12 унтер-офицеров, 3 обер-офицера, «уцелевших же от верной смерти», по его мнению, всего 17 человек.

Публикация реляции В. М. Долгорукова Екатерине II о результатах отражения десанта позволила уточнить некоторые детали этого боя и, вместе с тем, породила новые вопросы. Во-первых, в ней более точно сообщается о времени сражения: “Турки атаковали его (Салтанова) в ретраншементе незадолго перед рассветом и самое жестокое сражение продолжалось до полдня” [33]. Во-вторых, появляются некоторые обстоятельства прорыва и гибели Салтанова: “наконец, - сообщает Долгоруков на основании реляции Кохиуса, - когда уже по зажжении у него батарей, не можно было команде его удержатья в Ялте, то сей майор вознамерился пробиться сквозь неприятеля, но едва только стал выходить, то и заколот” [34]. В-третьих, оказалось, что пост Салтанова был уничтожен не весь – 150 мушкетёр с 4 офицерами пробились и прибыли в Балаклаву. Таким образом, пост Салтанова был больше, чем предполагалось, однако сколько человек он насчитывал в момент сражения сказать невозможно, т. к. непонятно все ли из 150 мушкетер, пришедших в Балаклаву, прибыли из Ялты, или часть их оставалась в постах между Ялтой и Балаклавой. Вероятно и пушек у Салтанова было больше, чем две, как полагал автор “Справки” полковник Поликарпов. Долгоруков явно сообщает не о “батарее”, а о “батареях”, “по зажжении” которых Салтанов предпринял свою отчаянную контратаку. Согласно “Ведомости оставленной артиллерии”, в Ялте зимой 1773-1774 годов находилось 4 орудия – две 3-х фунтовых и две восьмифунтовых пушки [35]. Наконец, вопреки утверждению Поликарпова, о том, что во время этого боя “в плен не сдался никто”, пленные по-видимому все же были, поскольку об их освобожении хлопотал после окончания боевых действий посол Веселицкий, но безрезультатно.

”???”

К сожалению, нам неизвестно, где находился лагерь (ретраншемент) Салтанова и соответственно, где проходил бой. Руины средневекового ялтинского укрепления и церкви на мысе св. Иоана, скорее всего должны быть отвергнуты как предполагаемое место расположения поста. Прежде всего потому, что русские войска избегали стоять лагерем в старых укреплениях, – этого не было ни в Балаклаве, ни в Алуште, ни в Кафе.

«Стреляние» произошло также близ Ускутской гавани, где стоял пост майора Бурнашова. Из записок Прозоровского, правда, не ясно, была ли здесь попытка высадки или турки лишь обстреляли русскую позицию. В результате этой ночной вылазки 19 июля у Бурнашова был взорван ящик с запасными зарядами, после чего он, «не рассудя тут остаться», отошел к дер. Ени-Сале (не той, куда отступил Колычев, а другой деревне с таким же названием, находящейся на дороге Ускут - Карасубазар) [36]. Дальнейших попыток высадиться в Ускуте турки не предпринимали. Гаджи-али устроил свой главный лагерь на берегу вблизи Алушты, укрепив его несколькими батареями. Здесь, по свидетельству секретаря Веселицкого Семёна Дементьева, находилось «до 20.000 янычаров» [37] − понятно, что речь идёт просто о пехоте, хотя янычарские подразделения в ней тоже присутствовали.

Получив сообщения об «истреблении» двух прибрежных постов (Кохиус направил командующему неточные данные), Долгоруков 19 июля продолжил сосредоточение войск в центре полуострова, для чего приказал находившемуся при Бузлыке Прозоровскому, организовав передислокацию находящихся в восточном Крыму войск, идти также к нему на соединение. Как уже говорилось, слабым моментом в дислокации русских войск была перегруженость «левого фланга» их позиции, к тому же следовало думать о том, чтобы неприятель «не угнездился» в горах, откуда его будет трудно выбивать, да не перерезал мелкие посты, разбросанные по побережью. Отсюда исходил смысл распоряжений Прозоровского – выдвинуть с Керченского полуострова к Бузлыку пехотный полк (Елецкий), егерей и кавалерию и заменить ими находившиеся там подразделения, передислоцируемые, в свою очередь, в центр полуострова, отправить «в сторону гор» относительно крупные контингенты – курский и московский батальоны, а также стянуть к Судаку, где находился егерьский батальон, все прибрежные посты. «По отдании соответствующих ордеров», Прозоровский в ночь на 20 июля двинулся к Ак-мечети с деташементом в составе сводного гренадерского батальона, Донецкого пикинерного полка и четырёх эскадрон гусар.

21-го Долгоруков и Прозоровский соединились в Ак-мечети. Незадолго до этого сюда, как уже говорилось, прибыл посланный Кохиусом 2-й мушкетёрский батальон Московского легиона под командованием подполковника Фон-Рудена (именно его направил Долгоруков через горы на помошь Алуштинским егерям с приказом поддержать пост, в случае же невозможности − оставаться в Ени-Сале − ближайшей с внешней стороны гор деревне - и ждать подкреплений), а также деташемент И. В. Якоби, который тут же был послан уже на выручку фон Рудена.

Дело в том, что Фон Руден понял приказ командующего по-своему, что чуть было не стало причиной крупных неприятностей для русских войск. Встретив Колычева уже в Ени-Сале и получив первые сведения о том, что турки устроили свой передовой пост близ дер. Шума, а также заняли дер. Демерджи, фон Руден решил самостоятельно атаковать турок теми небольшими силами, которые у него имелись (т. е. своего батальона и егерьской команды Колычева). Ночью с 20 на 21 июля мушкетёры и егеря московского легиона атаковали турецкие позиции. Атака, судя по всему, производилась с северо-востока. Сначала команда из егерей и 60 мушкетёр под началом поручика Х. Фонцина (офицер егерьской команды Колычева) выбила турецкий отряд из дер. Демерджи «и через то, бывшему там войску очистила свободный путь» [38]. Первоначально успех, казалось, был на стороне русских, которые «трижды прогоняли неприятеля» к его главному лагерю [39]. Однако вскоре турки, по-видимому опомнились и «отовсюду», как написал Якоби Прозоровскому, окружили отряд фон Рудена [40]. Вынужденный к «ретираде» фон Руден потерял в этом бою 16 человек убитыми и очень много, свыше сотни, ранеными (99 нижних чинов и 3 обер-офицера). Главным же последствием этого «дерзкого, − как назвал его в реляции Прозоровскому Якоби, − поступка господина Рудена» было то, что он, по словам Долгорукова, «неприятеля привёл в осторожность» и тем самым «сделал затруднение» командующему [41], вынужденному посылать для спасения Рудена группу Якоби, опасаясь «что таковым разделением сил наших, подадим мы случай неприятелю бить нас одного за одним» [42]. Оставив генерала Прозоровского с несколькими гусарскими эскдронами, Донецким пикинерным полком (общая численность 859 человек) и артиллерийской командой в 172 человека (что свидетельствует о нахождении там порядка 20 орудий) охранять окруженный вагенбургом – деревянным укреплением на колёсах, известным под русским названием «гуляй-город» − армейский обоз у Ак-Мечети (ему поручалось также осуществлять «всю коммуникацию» между войсками, находившимися в Крыму), Долгоруков 22 июля также двинулся вслед за Якоби со своим резервом к Ени-Сале, где русские отряды, наконец, вновь соединились. Силы Долгорукова были внушительны – 3 пехотных полка, 2 гренадёрских и один мушкетёрский батальон и два кавалерийских полка – Борисоглебский драгунский и Бахмутский гусарский. Из части этих сил Долгоруков сформровал, как бы мы сегодня сказали, «ударный отряд», поручив его командование своему зятю генерал-поручику В. П. Мусину-Пушкину, в задачу которого входил поиск неприятеля вблизи Алушты. Сам Долгоруков остался прикрывать его тыл в Ени-Сале с одним пехотным и двумя кавалерийскими полками.


***


Как уже говорилось, ключевым моментом турецкой операции по восстановлению своего контроля над Крымом было восстание татар на полуострове, без которого, конечно, любые военные усилия извне были бы тщетными. Как сообщает В. Д. Смирнов: «С этой целью, прежде всего вызвали отставного хана Девлет-Герая из его чифтлика в столицу (т. е. в Стамбул. – Авт.) и спросили его мнение насчёт освобождения Крыма силой оружия» [43]. Последний вместе с Гаджи Али-беем начал подготовку экспедиции и одновременно стал сноситься с возможными сторонниками в Крыму. Подготовка к мятежу в тылу русских войск велась, по крайней мере, с начала 1773 года и притом почти открытым образом. Резидент (посол) Веселицкий, сидевший в Бахчисарае, был прекрасно осведомлён о намерениях противной стороны как из писем всевозможных «конфидентов» (преимущественно представителей местного христианского населения), так и из личных наблюдений. Судя по всему, он был даже в курсе переписки, которую вела ханская ставка с Гаджи-али пашей [44]. Информацией о недружественных намерениях части местного татарского населения по отношению к войскам располагал и генерал Прозоровский, и комадующий 2-й армией генерал-аншеф В. М. Долгоруков-Крымский. Однако реальных возможностей для предупреждения подобного развития событий ни у Веселицкого, ни у Долгорукова не было, поскольку им «в рассуждение учинённого с ханом трактата» приходилось «ласкать крымцов». Прибегать к превентивным репрессиям они не могли из опасений настроить против себя находящихся под покровительством имератрицы новых «союзников», хан же всячески уклонялся от каких-либо действий, боясь ответственности в случае возвращения власти Порты над Крымом. Ввиду малочисленности, русская азовская эскадра не могла перехватывать все турецкие суда, которые, несмотря на военные действия в изобилии «шатались» у крымских берегов, и часто использовались для сношения с мятежниками. Положение русских ставленников в ханстве также было весьма непрочным. Пришлось даже временно удалить из Крыма главного проводника российского влияния, т. е. главного сторонника независимости под российским протекторатом брата хана − калгу Шагин-Гирея.

И хотя военные действия в Крыму не велись, миром эту ситуацию также было назвать нельзя. То и дело на русские посты совершались нападения. Согласно данным, приводимым П. Г. Веселицким в переписке с Долгоруковым, в мае 1774 года, с момента заключения мирного договора с Ханством, было убито 13 и пропало без вести 20 русских солдат (это не считая убитых во время диверсий турок с моря), а угон пасущихся полковых лошадей вообще было делом обычным («С Карасувской почты угнаны 14 лошадей татарами», − писал Веселицкий). Был ограблен Черный гусарский полк [45]. Со своей стороны, «крымские обыватели» жаловались хану о «притеснениях», чинимых, якобы армией. В мае во многих мечетях муллами читались молитвы об избавлении Крыма «от рук неверных» [46].

”Татарский

С прибытием турецкого флота к Керченскому проливу подготовка к мятежу интенсифицируется, что вызывает большую обеспокоенность со стороны Веселицкого. Резидент, «сведав о том и видя съезжающихся большими толпами вооруженных татар в Бахчисарай, истребовал у хана аудиенции, на которой наведалcя, что б такой съезд вооруженных татар значил» [47]. Получив самые успокоительные заверения от хана и его визиря, Веселицкий «между тем уведомился», что в деревне некоего Абдувели-Паши (находившейся между Бахчисараем и Балаклавой, «поддавшись несколько к Алуште»), собрано более 3000 вооруженных татар и турок (речь идёт, очевидно, о местных крымских турках, бывших подданных султана, живших на южном берегу и оставшихся после занятия Крыма русскими войсками). Посланные офицеры, сначала полковник Нарышкин, а затем полковник Либгольд, действительно обнаружили в доме этого «почтенного старца» вооруженных до зубов людей «в строю». «По таким обстоятельствам» резидент отправил свое семейство, находившееся в Бахчисарае, в том числе и свою беременную супругу, и часть экипажа в Перекоп к Долгорукову. Последний, однако, отнёсся к опасениям Веселицкого снисходительно и под предлогом того, что путешествие «в Россию» сопряжено с рядом трудностей, а опасность мятежа преувеличена, настоятельно советовал фамилии посла возвратиться назад в Бахчисарай, что и было сделало. Последующие события всецело подтвердили опасения Веселицкого.

Первыми восстали татары в зоне высадки турецкого десанта – 17 - 18 июля. В нападениях на алуштинский и ялтинский посты принимали участие и местные мусульмане, причём последними во время отступления Колычева от Алушты был сброшен в пропасть отрядный обоз.19 июля Кохиус должил о том, что мятежники напали на «учреждённые для коммуникации посты», содержимые казаками и гусарами, в результате чего погибло 9 молдавского полка гусар и 11 казаков (4 ранены) [48]. Однако в глубине полуострова пока отмечалась лишь усиленная подготовка к выступлениям.

Отряды Якоби и Прозоровского прибыли в Ак-мечеть с Бузлыка благополучно, не встретив какого-либо противодействия. Но вскоре ситуация изменилась. Вспыхнул общий мятеж и атакам подверглись сразу несколько русских отрядов. Третьему деташементу, состоявшему из 2-го батальона Московского легиона (подполковник Леванидов), двигавшемуся из Бузлыка к Ак-мечети, пришлось прокладывать себе дорогу огнём. Направленный на подкрепление майора Бурнашова в Ускуте и встретивший его в Ени-Сале (Карасубазарской) Леванидов получил новый приказ Прозоровского – двигаться с этими войсками (560 мушкетёр и 244 егеря, плюс 180 гусар и казаков) к Ак-Мечети.

22 июля, как донесла разведка, посланная Леванидовым в Карасубазар, «в оном городе татары и турки вдруг заперли лавки и смятение сделалось ужасное, кричали везде, чтоб старые и молодые садились на конь, что тотчас и исполняли» [49], вскоре на высотах вблизи города стали показываться толпы конных и пеших мятежников, которые начали нападать на отряд Леванидова. Последний двигался к Ак-Мечети в окружении конных толп «человек по 500 и по 1000», а всего «тысяч до шести их простиралось», которые решились дважды серьёзно атаковать его близ р. Зуя. «Удар их был весьма силён и прямо на фронт Леванидова», [50] − записывает в своём журнале Прозоровский. Имея лишь небольшой отряд кавалерии, Леванидов оказался в трудной ситуации, но здесь сказалось решающее превосходство артиллерии: «картечами и беглым огнём (враги. – Авт.) были обращены в бег», после чего их преследовала кавалерия. Здесь отличился «мужеством и искусством своего предводительства» капитан Бахмутского гусарского полка Сабов, с небольшим кавалерийским отрядом нанесший большой урон противнику. В этой сшибке русские потеряли убитым 2 гусар, 4 пикинер и пятерых раненых, татар, согласно данным Прозоровского, было «побито» до 80 человек. Тем не менее, преследование отряда Леванидова продолжалось и Прозоровский был вынужден не дожидаясь прибытия пехоты выступить с ней на соединение. Он встретил Леванидова в полдень 23 июля у р. Бештерек, в 15 верстах от Ак-Мечети, где ему тоже пришлось сходу отбить атаку вражеской конницы (продолжавшейся с половины дня до самого вечера). Прозоровский застал совершенно обессилевших от усталости солдат, особенно изнурены были егеря, совершавшие марш под ружьем от самого Искута. Сюда же подошел и следовавший из д. Топлы батальон Курского мушкетёрского полка (капитан Машкин), который «вышел из гор безо всякого вреда», несмотря на то, что «окружен был толпами», благодаря тому, что капитан «употреблял… для устрашения татар выдуманные им интриги и сколь они не пресекали ему дорогу, однако шел, невзирая на то неустрашимо и достигнул повеленного ему соединения» [51]. Сам Прозоровский, как известно, был оставлен Долгоруковым, выступившим к Ени-Сале, охранять армейский обоз, находившийся в Ак-Мечети с гусарскими эскадронами и Донецким пикинерным полком, а также с казаками и артиллерийской командой в 175 человек. Обоз был окружен вагенбургом, т. е. укреплён весьма хорошо, что и позволило Прозоровскому безбоязненно идти на выручку пехоте. Во время его отсутствия, по его свидетельству, «татара к обозу подъезжали, и обратно отъехали» [52]. Зато они отогнали табун Ростовского карабинерного полка, пасшийся близ Салгирского ретраншемента, причём обстреляли пытавшихся преследовать их казаков. Интересно, что Прозоровский ничего не упоминает о серьёзном нападении на обоз, в то время как Долгоруков в реляции Екатерине говорит, что «застал… оный почти окруженный многочисленными войсками татарскими, под предводительством хана, которые перед самым прибытием моим отбиты были посланными от меня наперёд четырьма Бахмутского полку гусарскими и двумя Борисоглебского полку драгунскими эскадронами» [53].

”Татарский

Наиболее крупным центром мятежа был Старый Крым, где подготовкой к восстанию руководил один из представителей обширной ханской фамилии − Мегмет-Гирей. Судя по всему, выступлению в этом месте предавалось особое значение, поскольку захват Старого Крыма позволял отрезать «Керченскую группировку» русских войск от находящихся в середине Крыма. Веселицкий еще до начала кампании был осведомлён, что Гаджи-али Паша требовал от своих сторонников выступить раньше его высадки, последние же просили для этого доставить с турецких кораблей пушки. Как сообщал Веселицкий Долгорукову, именно Мегмет-Гирею было поручено «до пяти сот арб собрав и до тысячи пар волов, поставить оные к удобном за Старым Крымом месте, близ берега» [54]. Впоследствие планы изменились, но Мегмет-Гирею и без пушек удалось создать для русских серьёзные проблемы.

В Старом Крыму «толпы» из окрестных мест от гор до Сиваша стали собираться еще 21 июля. «В рассуждение» опасности командир Бузлыкского ретраншемента полковник Макаров (в его распоряжении находились батальон Курского полка и три гусарских эскдрона) просил идущего ему на подкрепление от Ени-Кале по приказу Прозоровского полковнику Репнинскому, выслать «наперед» кавалерию. Эта просьба была как нельзя своевременной: 22-го на рассвете мятежники атаковали малочисленный пост гусар, находившийся в Старом Крыму и состоявший из двух эскадронов Черного гусарского полка. Последним пришлось с боем ретироваться, причём во время этой ретирады погиб начальник поста капитан Мирко Карачун, вахмистр и еще 18 гусар. Макаров направил на подкрепление старокрымского поста всю остававшуюся у него кавалерию – последний гусарский эскадрон, роту Курского полка с двумя пушками под командованием подполковника Зембулатова, а вскоре и подоспевшую команду гусар Черного и Молдавского полков из отряда Репнинского: один экадрон к Старому Крыму, а три для пресечения движения противника со стороны гор. Сам Макаров всего с тремя ротами курского мушкетёрского полка оставался в Бузлыкском ретраншементе, набюдая как «из Карас-базара, так и от деревень, лежащих по Индалю и Карасу, а тож и от Сиваша, да и от стороны Ениколя следуют к тому Старому Крыму большие толпы татар» [55]. Деташемент Зембулатова (4 эскадрона гусар, до 300 человек пехоты и две пушки) встретил татарский отряд под предводительством самого Мегмет-Гирея «до 3000 простирающийся» и атаковал его. Схватка носила необычайно жаркий характер и стоила кавалерии еще 13 убитых гусар Черного полка, в том числе здесь погиб секунд-майор Скалон и три обер-офицера, а также 26 гусар Молдавского полка, в том числе 2 обер-офицера (всего в обеих стычках было убито 60 человек), еще 64 были ранены.

Столь крупные потери русской кавалерии в этом бою Долгорукову пришлось специально объяснить в своём рапорте Государственной военной коллегии, предпосланной им «Ведомости» о потерях в июльских событиях. «По изследованию» штаба «сие – написал командующий, − … ни от чего иного оказалось как толко, что те эскадроны были из числа вновь с поселения выкомандированных. Люди состояли в оных весьма молодые и в поворотах несовершенно еще экзерцированные, к тому же большею частью имели присталых лошадей, на которых они в весьма короткое время прискакав из Яни-коля и почти тотчас были употреблены к отражению татар» [56], к тому же атакой руководили пехотные офицеры «по несовершенному знанию конной службы», допустившие такой урон. По потерям этот бой был вторым после ялтинского сражения. Потери противника при атаке поста капитана Карачуна были исчислены в 30 человек (был убит и один мурза), при ответной атаке Зембулатова мятежники потеряли более 100 человек убитыми, трёх мурз, причём среди них погиб и брат Мемед-Гирея- Кадарши-мурза, «раненых, по объявлению пленных, отъехало в горы за Старой Крыма до 200 человек, а в плен взято татар 44» [57]. Восстание в Старом Крыму серьёзно нарушило коммуникацию Бузлыкского ретраншемента со ставкой и командующим корпусом и создало угрозу находившимся там войскам. Ситуация изменилась с прибытием 22 июля к Бузлыку из Ени-кале полковника Репнинского с Елецким пехотным полком и гренадерским батальоном. Эти войска на следующий день были направлены к деревне Салы для недопущения соединиться «толпам татар», идущим от Сиваша и с Керченского полуострова, с силами Мемед-Гирея. Здесь также произошел бой, причём немногочисленная русская кавалерия была сначала «с великим стремлением» атакована татарами, которые, принудили её ретироваться в каре, однако вскоре нападавшие «бомбами картечными и оружейными выстрелами в бег обратились» [58]. 23 июля в Бузлык прибыл со своими егерями Брянского полка из «Судакских гор» отряд подпоручика Есипова, который также пробиваясь сквозь толпы восставших благополучно соединился с войсками, потеряв, правда, по дороге весь свой обоз. Угроза Бузлыкскому посту заставила его командира полковника Макарова также отдать приказ и отряду майора Деева, стоявшего в Судаке, двигаться на соединение с ним, однако из-за того, что все дороги были перекрыты восставшими, этот приказ до Деева не дошел.

...Неспокойно было и на Керченском полуострове. В разгар событий в Старом Крыму, замещавший заболевшего командующего Керчь-еникальской группы генерал-майора Дельвига, полковник Ступишин получил известия о большом движении местных татар к деревне «султана Алим-Гирея» Бешкук. Отправившись туда из Ени-Кале во главе пехотного полка с эскадроном гусар и Компанейским, полковника Леонтовича полком, он застал не менее 6 тыс. татар «стоящих на высотах», за которыми виднелся обоз. Решив атаковать неприятеля на рассвете, Ступишин расположился на ночлег, однако ночью сам был атакован татарами, которые «с превеличайшим криком бросились на все фасы его каре с такою жестокостию, что до самого фронта доскакивали» [59]. Отогнав неприятеля пушечным и ружейным огнём

Сообщение отредактировал Борис - 7.8.2013, 19:17

[ВИК]

В ПРОШЛОЙ ВЕТКЕ МЕСТА НЕ ХВАТИЛО...

...Неспокойно было и на Керченском полуострове. В разгар событий в Старом Крыму, замещавший заболевшего командующего Керчь-еникальской группы генерал-майора Дельвига, полковник Ступишин получил известия о большом движении местных татар к деревне «султана Алим-Гирея» Бешкук. Отправившись туда из Ени-Кале во главе пехотного полка с эскадроном гусар и Компанейским, полковника Леонтовича полком, он застал не менее 6 тыс. татар «стоящих на высотах», за которыми виднелся обоз. Решив атаковать неприятеля на рассвете, Ступишин расположился на ночлег, однако ночью сам был атакован татарами, которые «с превеличайшим криком бросились на все фасы его каре с такою жестокостию, что до самого фронта доскакивали» [59]. Отогнав неприятеля пушечным и ружейным огнём, на следующий день Ступишин двинулся к Бешкуку и застал там «татар в превеличайшем собрании», «простиравшемся» по его словам до десяти тысяч человек. Последние, однако, на этот раз были настроены миролюбиво, выслали депутацию, которая, «Признавая себя виноватыми в нонешнем возстании», приписывала это возмущению Мемет-Гирея и просила от предводителей армии помилования. Ступишин велел мятежникам немедленно разойтись по домам, что те и сделали в течение ближайших дней.

Мятеж, тем временем развивался подобно степному пожару: погашенный в одном месте, он вспыхивал вновь в другом. Не добившись каких-либо существенных успехов в нападении на войска, мятежники сделали объектом своих атак караваны украинских чумаков, которые именно в это время – период летней выволочки соли − в большом количестве находились на Сиваше, а также по подрядам возили провиант в крымские военные «магазейны». Подробности этой резни не остались на страницах исторических документов, но из донесения Долгорукова в Петербург явствует, что во время восстания: «более… всех претерпели украинские погонщики» и что «сих нещастных людей весьма много побито» [60]. «Ведомость» о потерях приводит это число – 257 убитых и 36 раненых [61]. Армия потеряла во время мятежа до 150 человек убитыми, почти столько же пропавшими без вести, в основном казаков, обслуживавших почты, которые беспощадно вырезались, бесследно пропадали отдельные солдаты и даже небольшие отряды. В частности, такая участь, по-видимому, постигла отряд егерей поручика Фролова-Багреева в количестве 65 человек (возможно, это была команда, посланная майором Бурнашовым на выручку алуштинского поста). Вероятнее всего, она попала в засаду и погибла. Нападениями на войска и обозы мятежники не ограничивались, не менее важной задачей для них было препятствовать снабжению войск продовольствием, фуражем и водой. Прозоровский сообщает, что выдвинувшись со своим деташементом от Ак-Мечети к Карасубазару, он обнаружил некогда полноводную речку Бурульчу пустой, что, согласно донесениям, произошло от того, что татары запрудили её в верхнем течении [62].

”???”

Кульминационным пунктом татарского восстания стали события в Бахчисарае – ханской столице. Русских войск здесь не было, за исключением небольшой команды для охраны резидента Веселицкого и семейства, находившегося при нём. Узнав о движении Гаджи-Али с флотом к Алуште, резидент предпринял еще одну, последнюю попытку добиться от Долгорукова участия в своей судьбе. «Предвидя, по всем обстоятельствам скорой злонамеренных татар разрыв и нападение», он писал к предводителю 2-й армии с просьбой «подать ему руку помощи присылкою нескольких повозок с упряжкою и конвоем, для препровождения к армии» [63]. Результат был прежним. Предводитель ответил, что «спешит на поражение турок», отрядить войск не может и советовал Веселицкому «уповать на Бога». В течение всех 7 самых напряженных дней мятежа и боёв в ханской ставке царила атмосфера напряженного ожидания. Де-факто русский ставленник Сахиб-гирей находился под влиянием про-турецкой партии и будучи, по выражению Долгорукова…, не мог занять какой-либо определённой позиции. В итоге это оказалось весьма на руку Долгорукову – во время самого напряженного противостояния ханская ставка оставалась спокойной. «Взрыв» произошел, когда он уже не мог ни на что существенно повлиять, но всё же произошел. Утром 24 июля Веселицкий, до этого обставленный внешней стражей, был вызван ханским чиновником «на конференцию». Выехав во дворец с небольшой свитой, Веселицкий обнаружил Бахчисарай, заполненный вооруженными всадниками, намерения которых не предвещали ничего хорошего. И действительно, только въехав во дворец, резидент был остановлен «незнакомым чиновником», который «приложа конец сабли ему в правый бок», приказал «неверному» сойти с лошади. Во дворце его встретили «ханский шталмейстер» Ахтаджи-Бей и тефтердар Каза-азамат-ага, которые от имени хана заявили Веселицкому, что мир нарушен не с их стороны, а со стороны русских, которые якобы разорили село Ени-Салу вблизи Ак-мечети. После чего небольшая свита из семи человек была отделена от Веселицкого, а последний взят под стражу. Вскоре как свита, так и конвой, состоявший из 30 донских казаков, был полностью перерезаны. Мятежники пощадили лишь жену резидента, незадолго до этого разрешившуюся от бремени. Встретиться с ханом резиденту так и не удалось − по словам Веселицкого, последний «знатно предупреждён был его чиновниками выйти через харем, чтобы резидент его не видел». (Роль Сахиб-Гирея в этом выступлении остаётся не вполне ясной, согласно донесениям Веселицкого, хан скорее придерживался «нейтралитета» в развернувшейся борьбе, однако Долгоруков в своих реляциях неоднократно указывает, что хан в ряде случаев лично предводительствовал войсками мятежников [64]). Под конвоем из 20 татар Веселицкий с пасынком и личным секретарём С.Дементьевым был вскоре отправлен через Кебит-богазский перевал в Алушту, в лагерь Гаджи-али-Паши.

Сераскир обошелся с резидентом не в пример более радушно, чем мятежники, оставив его при себе в качестве «почётного пленника». На следующий день Веселицкий был «отведён на Адмиральский корабль… для представления Капитан-Паше, где весьма сурово и гордо принят и немалое поругание слышал» [65]. Лишь на четвётый день после получения известия о заключении мира положение Веселицкого изменилось – из пленника он был превращён в почетного гостя. А через некоторое время отпущен.

Тем не менее, справедливости ради следует сказать, что выступление против русских войск не носило всеобщего характера. Некоторые высокопоставленные Ширинские беи воздерживались от выступлений и даже пытались препятствовать им как, например, карасубазарский судья (кади) Джелял бей, который не только не присоединился к восстанию, но и удерживал от выступлений горожан. В западной части Крыма – в районе от Бельбека до Козлова, судя по всему, никаких выступлений не было вообще, во всяком случае, известные документы ничего не сообщают об этом.

Что касается христианского населения, то оно старалось оказывать русскому командованию возможную помощь. В Крыму действовали многочисленные “конфиденты” армяне и греки, снабжавшие Долгорукова и его генералов ценными сведениями о противнике. Накануне высадки турецкого десанта, ожидая, что он вызовет мятеж недовольного мусульманского населения, русское командование заготовило специально отпечатанные на греческом языке манифесты к христианам с призывом выступить на неприятеля. Эти манифесты, однако, было разрешено пустить в ход только когда “совершенно татары противу наших войск руку подымут” [66], в итоге они так и не были использованы, поскольку их не успели доставить в штаб Долгорукова из Арабатской крепости до окончания боевых действий.

Любопытно, что по окончании этих событий никто из участников мятежа, за исключением взятого под стражу на Керченском полуострове Алим-гирея и нескольких его сподвижников, вообще никакого наказания не получил. Никаких последствий с русской стороны эти выступления не имели и для хана, отдавшего туркам Веселицкого в разряд со всеми дипломатическими правилами. По окончании боевых действий преступления мятежников решено было «предать забвению» для того, чтобы не осложнять отношений новым «союзником» − Крымским ханством.


***


Итоговое сражение этой кратковременной кампании – момент лучше всего описанный в литературе − в последнее время привлекло большое внимание историков. Благодаря архивным разысканиям А. И. Кротова нам известен сегодня рукописный план сражения [67], а также список отличившихся в нём офицеров [68]. Подвергался обследованию (В. Ткаченко) сохранившийся участок поля боя [69], и тем не менее, этот эпизод всё еще вызывает множество вопросов. Точно неизвестен ни состав и количество участвовавших в этом бое войск, подвергается сомнению даже дата сражения. (Достаточно обоснованно выглядит предположение В. Ткаченко о том, что это сражение произошло не 24-го, как считалось ранее, а 23 июля 1774 г.).

Ни Долгоруков, ни прямые участники сражения близ д. Шума не сообщают точного состава отряда Мусина-Пушкина. Из реляции Долгорукова известно, что он состоял из семи батальонов пехоты и некоторого, весьма незначительного количества кавалерии, а также 100 спешенных казак. Попробуем реконструировать его состав, суммируя известные нам данные. В своей реляции Прозоровскому Якоби сообщает, что в его передовой бригаде состояли: два батальона Московского легиона, Тамбовский мушкетёрский полк и егерская команда Колычева [70]. Три батальона находились в резерве, ими командовал генерал-майор В. В. Грушецкий – еще один зять Долгорукова*, − причём один из них был гренадёрским. Поскольку он везде так и обозначается без отнесения к какому-либо полку, вероятнее всего, это тот самый сводный батальон, с которым прибыл в Ак-Мечеть Прозоровский (последний в одной из реляций говорит о том, что в Ак-Мечети он остался с одной кавалерией, значит, батальон ушел с Долгоруковым к Ени-Сале). В списке отличившихся значатся несколько обер-офицеров Селенгинского полка – логично предположить, что оставшиеся два резервных батальона – это и есть оба батальона Селенгинского полка, одного из двух полков, входивших в резерв командующего 2-й армией. (Второй полк Долгоруковского резерва − скорее всего, это был Азовский − оставался с ним в Ени-Сале и в бою непосредственного участия не принимал).


*Подобного рода непотизм был широко распространённым явлением в армии того времени и не вызывал каких-либо отрицательных эмоций. Под началом Долгорукова служили не только оба его зятя (Мусин-Пушкин и Грушецкий), но и его сын.

Итак, структура отряда Мусина-Пушкина выглядела следующим образом: передовая бригада, под командованием Якоби в составе четырёх батальонов и резерв генерала Грушецкого (три батальона). При этом, хотя бригада Якоби и считалась второй, именно на неё были возложены основные боевые задачи. Она, в свою очередь, была организована в две «команды» – одной командовал непосредственно Якоби, она находилась на правом фланге и включала гренадерский батальон московского легиона (подполковник М. И. Кутузов) и егерьскую команду, вторая, находившаяся на левом фланге турецких укреплений под командованием полковника А. Либгольта, состояла из Тамбовского полка и второго мушкетёрского батальона московского легиона (им после отстранения Фон Рудена командовал секунд-майор Шипилов, батальон был сильно потрёпан во время предыдущего боя). Несмотря на то, что команда Либгольта была территориально ближе к туркам, чем команда Якоби, её отделял от противника глубокий овраг, поэтому ей ставилась вспомогательная задача поддержки главного удара, который должен был наносить Якоби, а также прикрытия русских позиций от возможного покушения на них с левого фланга, со стороны дер. Демерджи, где также находился сильный турецкий отряд.

”???”

”«План

Численность отряда Мусина-Пушкина также точно неизвестна. В своей реляции Екатерине II Долгоруков говорит о двух тысячах восьмисот пятидесяти человеках [71], но в письме Потёмкину 27сентября 1774 года он сообщает, что неприятеля разбили две тысячи четыреста «храбрых россиан» [72]. Документы, составленные до и после сражения, не содержат специальных сведений и о количестве артиллерии отряда Мусина-Пушкина, это, скорее всего, свидетельствует о том, что отряд располагал «стандартным полковым набором», в соответствии с которым на каждый батальон полагалось 2 орудия. Из реляции Долгорукова известно, что на вооружении отряда находились 12-ти фунтовые «новой пропорции» единороги. Однако сколько их было – сказать трудно, в то время они только начали поступать на вооружение русских войск в замену прежних 3-фунтовых пушек. Как бы то ни было, огневая мощь семи батальонов была внушительной – 14 орудий намного превосходили огневые возможности турок.

”В.

Турецкая позиция была устроена северо-западнее дер. Шумы (ныне Верхняя Кутузовка). Она состояла из двух 2-х орудийных батарей (всего 4 пушки), которые прикрывали грунтовую дорогу (скорее тропу), ведущую от Алушты через перевал Ангар-богаз в Енисалу и далее в Ак-мечеть в удобном для контроля месте, где дорога спускается в глубокий овраг с ручьём (остатки этой дороги существуют и сегодня, сохранился и каменный мост через балку, построенный, конечно, много позже описываемых событий). От батарей на юго-запад был сооружен «каменный вал», прикрывающий батареи с западной стороны. Почему турки выбрали именно эту позицию? Вероятно, решающую роль сыграло то, что она защищала сразу две дороги на Алушту – со стороны Ангарского перевала, откуда собственно и подошли русские войска, и вторую – через Кебит-богазский перевал на Бахчисарай. Эту коммуникацию, судя по всему, для своих контактов с ханской ставкой считал важной Гаджи Али-Паша (в конце концов, именно по этой дороге ему в лагерь доставили из ханской столицы пленённого «резидента» Веселицкого). В своей реляции Долгоруков называет турецкую позицию «весьма твердой», уточняя, что она располагалась «на весьма выгодном месте, с обеих сторон которого были крутые каменные стремнины укреплены ретраншамента» [73], однако визуальный осмотр скорее позволяет охарактеризовать её как достаточно уязвимую, поскольку западнее её находилась господствующая высота (обозначенная на современных картах как 746.6), которую турки не контролировали. Именно отсюда и наносил главный удар силой части бригады Якоби Мусин-Пушкин. Еще один отряд турок находился в дер. Демерджи на левом фланге (почти в тылу) русской позиции, однако его отделяла от русских боевых порядков глубокая долина.

Численность турецкого отряда Долгоруков определял в 7-8 тыс. человек. Сегодня, понятно, подтвердить или опровергнуть эти данные весьма сложно. Калибр турецких пушек был больше русских. Во всяком случае, неподалёку от места сражения было найдено 18-ти фунтовое турецкое ядро, однако, неизвестно, было ли оно выпущено с шумских позиций или с одной из батарей главного лагеря в Алуште. Как считают специалисты, турецкие пушки устанавливались на неподвижных лафетах, что затрудняло их маневренность. К этому следует прибавить и то, что скорострельность турецкого оружия была ниже русского.

Ход сражения. К позициям атаки русские войска вышли в полночь на 23 июля. Сам этот поход от Ени-салы на расстояние около 30 км. «в самую внутренность гор» был непростой задачей. Дорог, в современном смысле этого слова, в этой части Крыма не было – максимум вьючные тропы, поэтому в своей реляции Долгоруков не слишком преувеличивал, когда отмечал, что войскам пришлось идти дорогой, «лежащей к морю страшной ущелиною», окруженной «горами и лесом, а в иных местах такими пропастьми, что с трудом два только человека в ряд пройти и по крайней мере трёхфунтовые орудия везены быть могут». Что же касается 12-ти фунтовых единорогов, то им открыли путь «на своих раменах» только «войски Вашего величества» [74] …

Условия местности диктовали способ действия русских войск. Поскольку находящегося ближе к неприятелю Либгольда отделял от позиции последнего глубокий овраг с ручьём, Мусин-Пушкин решил наносить главный удар на правом фланге против выстроенной турками «каменной линии». Так как русские войска занимали господствующую высоту, они как бы спускались, прекрасно видя противника. Атака началась, вероятнее, на рассвете канонадой с обеих сторон. «Для встревожения неприятеля» Якоби направил егерскую команду, которую затем подкрепил 50-ю гренадерами. Они и завязали первый бой с противником. Вскоре на неприятеля двинулся и он сам во главе гренадёрского батальона Московского легиона, которым командовал подполковник М. И. Кутузов. На место последнего для поддержания наступления огнём выдвигался сводно-гренадёрский батальон резерва В. В. Грушецкого. Гренадёры подполковника Кутузова были выстроены в каре. При прохождении расстояния до турецкой позиции ему надлежало преодолеть три «рва», скорее всего естественных неглубоких оврага, однако главную проблему, безусловно, представлял жестокий огонь ведшийся неприятелем из-за «каменной линии» и с батарей. Более двух часов потребовалось русским каре, которые, «подаваясь вперед непроходимыми стезями, приобретали каждый шаг кровию» для преодоления расстояния до турецкой позиции. Именно здесь батальон и понёс основные потери, в том числе, как пишет Якоби, «при прохождении среднего рва» был в голову ранен подполковник Кутузов («Сей штаб-офицер получил рану пулею, которая ударивши его между глазу и виска, вышла на пролёт в том же месте на другой стороне лица» [75]). Контужен был и сам Якоби, под ним убита лошадь, ранен его адьютант. Каре Либгольта поддерживало огнём наступающих с правого фланга гренадёр. Это же делал и батальон сводных гренадер (майор Мейендорф) резерва Грушецкого.

В момент приближения к турецкому укреплению, когда огневая поддержка со стороны резерва и команды Либгольта могла больше вреда нанести наступающим, чем противнику, Якоби отдал приказ последнему «взять неприятеля в штыки». Хотя фронтальная атака батарей была делом рискованным, однако, она сильно облегчалась тем, что масса турецких солдат переместилась на правый фланг для отражения атаки Якоби. 2-й московский батальон Шипилова, «подкрепляемый от Либгольта», переправившись через овраг, штурмовал батареи, одновременно или вскоре после этого достигли линии противника и московские гренадёры, командование над которыми было поручено после ранения Кутузова подполковнику Буйносову (в «Списке отличившихся» ошибочно указано, что в командование батальоном вступил Мейендорф). Противник не выдержал штыкового удара и спешно ретировался, бросив пушки.

Аналогичным образом события развивались и в деревне Демерджи, находившиейся в тылу отряда Мусина-Пушкина, где также расположилась часть турецкого авангарда. «Между тем как» каре Якоби двигалось к турецкому ретраншементу для атаки Демерджи командующим войсками был отряжен майор Преториус с 200-ми мушкетёрами Тамбовского полка и сотней спешенных казаков. Это отряд с уроном для неприятеля выбил турок из деревни.

Во время преследования противник понёс большие потери. По свидетельству Долгорукова турок было «побито» до 300 человек (погиб также и какой-то важный паша). Обычаи русско-турецких войн были чрезвычайно жестоки. Несколько турок, запершихся было в домах дер. Шумы были сожжены вместе с этими домами, что с одобрением зафиксировано в реляции Якоби командованию (турки действовали обычно точно также, более того, Гаджи-али просил пленённого Веселицкого отписать Долгорукову, чтобы «он, предводительства его туркам, кои во время баталии в полон отдаются, приказал головы рубить, чего и он со своей стороны над русскими исполнять подтвердит… чтоб обоюдные ратные люди, устрашась тем, вернее государям служили и до последней капли крови мужествено дрались» [76]). В плен попали лишь три человека – офицер-байрактар и двое рядовых, взято несколько знамен и все пушки. Русские потери составили по данным, сообщенным Долгоруковым в реляции Екатерине, – 32 убитыми и 163 ранеными [77] (по данным «Ведомости о потерях», соответственно 31 и 150).

Разбив передовой турецкий отряд, Мусин-Пушкин, согласно приказу главнокомадующего «Удовольствовавшись одною победою и не вдаваясь с малочислием утомлённых людей в излишнюю отвагу», соединился с Долгоруковым в Енисале и двинулся к Акмечети на «разогнанаие мятежных толп» (вероятно, как считает В. Ткаченко, этому предшествовал «поиск на неприятеля» к Алуште, который не имел существенных результатов). Вскоре после этого (точна дата в документах не сообщается, очевидно это произошло 25 или 26 июля), а именно в тот самый момент, когда главнокомандующий, по собственным его словам, собирался выступить к Перекопу, где «кропопролитные струи потечь были должны», в лагерь Долгорукова прибыли два визирские чегодаря с известием о заключении мира в Кучук-Кайнарджи. Военные действия были, таким образом, прекращены.


***


Отражение турецкого десанта с 17 по 24 июля 1774 года и бои с мятежниками стоили частям второй армии 395 человек убитых (в том числе 2 штаб-офицера и 9 обер-офицеров), 142 пропавших без вести (в том числе 1 штаб-офицер, 4 обер-офицера) и 384 раненых (1 обер- и 11 штаб-офицеров), к этому нужно прибавить еще 257 убитых мятежниками украинских чумаков (36 были ранены) [78]. В целом безвозвратные потери армии составили 537 человек. Что можно сказать на основании этих потерь о напряженности и размахе боевых действий?

Наибольшие боевые потери русские войска в войне 1768 − 1774 годов несли во время штурмов крепостей: в частности при взятии в 1770 году Браилова, армия потеряло 2000 убитыми и ранеными, в Бендерах – 2500 человек, штурм Журжи обошелся в 1000 человек (данные округлены) [79]. В полевых сражениях потери были значительно меньшими. Например, в таком крупном сражении, как битва при Рябой могиле (1770 г.), где участвовало с обеих сторон несколько десятков тысяч человек, русские потери составили всего 46 человек убитыми (турецкие до 400). Победа при Ларге (1770 г.) обошлась в 91 убитыми и ранеными (туркам – в 1000), при Кайнаржи (1773 г.) Вейсман оставил на поле 167 человек (турецкие потери составили до 5000), а Суворов при Козлуджи (1774 г.) – 209 (турки − 1200). Самым кровопролитным из полевых сражений для русской армии был Кагул (1770 г.), где Румянцев потерял убитыми 353 человек и ранеными − 550 [80], а визирь Молдаванчи до 20000. Таким образом, потери в наиболее активной фазе боёв при отражении турецкого десанта в Крыму (18-24 июля) были более высокими, чем средние в полевых сражениях русской армии этой войны и намного более значительными, чем потери 2-й армии в кампании 1771 года при занятии Крымского полуострова. Это обстоятельство свидетельствует о том, что боевые действия в этой «войне после войны» носили весьма ожесточённый характер, и это ставит их если не по значению, то по кровопролитности в ряд с важнейшими баталиями русско-турецкой войны 1768-1774 годов. Относительно возможных последствий этого десанта мы можем говорить лишь гипотетически, поскольку разворачивавшиеся самым грозным образом в июле 1774 года события в Крыму были прерваны пришедшим сообщением о заключении Кучук-Кайнарджийского мира. Это сообщение, радостное для солдат, застало, тем не менее, противоборствующие стороны в состоянии ожидания решающей схватки, т. е. по-сути окончательной расстановки «всех точек над I» на крымском театре военных действий не состоялось (в самом деле, турецкий десант вовсе «не был сброшен в море», как об этом можно прочитать в некоторых популярных изданиях, более того, войска Гаджи-али преспокойно зимовали в Кафе, куда сераскир сошел, хотя и по соглашению с Долгоруковым, но под гром собственных пушек; кроме того, весной 1775 года на ханский престол в Бахчисарае был избран ни кто иной, как организатор этой экспедиции Девлет-гирей)…

Несмотря на то, что в целом в войне 1768 − 1774 годов Османская империя потерпела поражение, данные обстоятельства делают вовсе непростым вопрос о том, как могли бы сложиться события в Крыму, не поторопись турецкая сторона с заключением мира.

Как известно, в османском руководстве были представлены две точки зрения на необходимость заключения мира с Россией. Наряду с теми, кто считал мир необходимым и спасительным для Турции, были и те, кто настаивал (и небезосновательно) на том, что силы России также истощены и указывал на вспыхнувшее восстание Пугачёва, как на реальный шанс выйти из войны без существенных территориальных потерь. Возможный локальный успех, например, на крымском театре, гипотетически мог бы улучшить позиции Турции на мирных переговорах. Могли ли турки реально рассчитывать на него, продлись война еще несколько недель? Или в случае, если бы Гаджи-али Паша не медлил с высадкой, а провёл её несколькими неделями ранее?

”Действия

Ход событий 10 жарких июльских дней 1774 года показывает, что операция по «отвоеванию» Крыма имела определённый замысел, который не был осуществлён, но, всё же опирался на реальную слабость русской дислокации. Гаджи-али сумел создать у Долгорукова впечатление того, что главный удар он будет наносить на Керчь и Ени-кале. Сюда, на Керченский полуостров, была стянута значительная часть войск – 3 пехотных полка, плюс 2 находились в непосредственной близости, в районе Керченского перешейка. Если бы удалось отрезать эти силы от разбросанных по территории полуострова других русских постов, то задача продвижения Гаджи-али на Бахчисарай и Ак-Мечеть после высадки в Алуште существенно бы облегчалась. Собственно, именно эту цель преследовало разжигание мятежа именно в районе Старого Крыма, захватив который можно было бы перекрыть основные дороги, связывавшие Крым с Керченским полуостровом, а также на Керченском полуострове (восстание Адиль-Гирея). В случае большей расторопности Мегмет-Гирея, и без того расстроившего всю коммуникцию Бузлыкского ретраншемента со ставкой и командующим Крымским корпусом, последствия могли бы быть гораздо более серьёзными. Долгоруков, когда негодовал на несанкционированные действия фон-Рудена, вполне понимал, что может случиться, если отдельные русские деташементы окажутся в изоляции друг от друга.

Трудно сказать, в чем точно заключался основной стратегический замысел Гаджи-али Паши. Скорее всего, в его планы входила не столько попытка нанести поражение основным силам крымского корпуса, сколько закрепиться на части территории Крыма (например, в горной его части), захватить Бахчисарай, утвердить там нового хана, который дезавуировал бы все раннее установленные договорённости с русскими, имевшие столь большое значение на мирных переговорах между Османской империей и Россией (о том, что Долгоруков догадывался о чём-то подобном, свидетельствует его намерение двигаться после шумского боя именно к Бахчисараю). Отчасти Гаджи-Али удалось реализовать свой план. По-сути, побережье от Балаклавы (исключая этот пункт) до Судака так или иначе оказалось под его контролем, поскольку русские посты покинули все пункты на побережье, и Прозоровский отдал приказ об оставлении Судака, однако из-за того, что посыльные не смогли доставить его по назначению, майор Деев остался со своими егерями в Судаке. Захват резидента Веселицкого фактически означал то, что ворота Бахчисарая открыты для «освободителя татар от неверных». В количественном отношении русские войска намного уступали соединённым силам турок и татар. Даже если считать, что у Гаджи-али было 25 тыс. войска, это в два с половиной раза больше, чем численность Крымского корпуса, а к этому числу следует прибавить еще не меньшее количество восставших татар. Решающее превосходство русских в артиллерии здесь могло оказаться недостаточным. Действительно, русские силы в количественном отношении всегда существенно уступали турецким и, тем не менее, одерживали победы. Однако что бы могло случиться на относительно изолированной территории Крыма в условиях широкомасштабного мятежа в тылу, сказать не так-то просто. В общем, судя по всему, именно на все эти факторы и надеялся Гаджи-али Паша, и этот расчёт, как показало реальное развитие событий, оказался тщетным. Основными причинами для этого послужили следующие обстоятельства:

- фатальная медлительность Гаджи-али с выступлением и затем с развёртыванием своих сил;

- недостаточная согласованность между ним и мятежниками. Гаджи-али, насколько нам известно, настаивал на превентивном выступлении в Крыму, в реальности же татары выступили позже, когда высадка уже была произведена. В результате из Бузлыка к Ак-мечети были пропущены главные русские контингенты Якоби и Прозоровского − те самые пять батальонов, которые сыграли ключевую роль в шумском сражении. Необходимо отметить, что турки и татары вообще с недоверием, если не со скрытой враждебностью относились друг к другу. Многочисленные турецкие источники свидетельствуют о том, что турки считали своих союзников предателями. Гаджи-али даже предлагал Веселицкому «истребить весь род татарский» для того чтобы он не мешал установлению нормальных отношений между двумя империями;

- напротив, Долгоруков и его генералы действовали быстро и решительно. Командованию 2-й армии удалось сконцентрировать ударную группу войск на главном направлении, при этом оставалась возможность ее усиления, поскольку существенная часть войск армии только готовилась для вступления в Крым;

- наконец, следует учесть общее превосходство вооружения, тактики и выучки русских войск в сравнении с противником.

Имела ли какое-либо значение эта «война после войны» в процессе обретения Россией выхода к Черному морю? Положительный ответ на этот вопрос очевиден. Молодая империя продемонстрировала как Порте, так и, прежде всего Крымскому ханству, что будет бороться за свои приобретения весьма решительно. Неуспех экспедиции Гаджи-али Паши стал причиной того, что турки в следующей кампании 1787 − 1791 годов уже больше не предпринимали серьёзных попыток десантироваться в Крым.



1 Еще в начале ХХ в. исследователями отмечалось, что в наиболее фундаментальной работе, посвященной этой войне (Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами с 1769 по 1774 г. - Т. 1-5. - СПб., 1866-1874.), остающейся таковой и по сей день, эти события описаны неверно.
2 Справка о бое под Алуштою в 1774 году //Фонд А.Л.Бертье-Делагарда в Центральном музее Тавриды. КП-23050/Д-8765 (Далее: Справка…).
3 Андреев А. Князь В.М.Долгоруков-Крымский. Документальное жизнеописание. Историческая хроника ХVIII в. М., 1997
4 Записки генерал-фельдмаршала князя А.А.Прозоровского. 1756-1776. М., 2004
5 Андреев А.Р. Указ.соч., с.109
6 Там же, с.110
7 Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. М. 2005, т. 2, с.130
8 Справка…
9 ГААРК, ф.535, оп.1, д. 848
10 ГААРК. Ф. 535. Оп. 1. Д. 961. л. 21, об.
11 Записки,.. с. 574
12 Приложение №8 // Справка о бое под Алуштой…
13 Приложение №9 // Там же
14 ГААРК , ф.535, оп.1, д.848, лл.6-6 об.
15 Подсчеты сделаны на основании «Ведомости оставленной артиллерии в местах на зиму 1773 г. Крымского корпуса». ГААРК , ф.535, оп.1, д.848, лл.2-3
16 Приложение №6 // Справка…
17 ГААРК. Ф. 535. Оп. 1. Д. 961. С. 20. Это также преувеличенные данные, сообщавшиеся по тем же причинам, что и русские.
18 Андреев А.Р. Там же, с. 344
19 Материалы для истории Новороссийского края. Возмущение татар // ЗООИД, т.8, 1872, с.190
20 Смирнов В.Д. Указ. соч. с 130
21 ГААРК. Ф. 535. Оп. 1. Д. 961. С. 20.
22 Материалы…, с.190
23Андреев А.Р., Там же, с. 344
24 Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. М., 2006, с.147
25 Записки.., с.571-572
26 Ткаченко В. Об уточнении некоторых вопросов по сражению при д.Шума // Military Крым, № 10, 2009, сс.39-56
27 Записки…, с.580
28 Там же
29 Сумароков П. Досуги крымского судьи или второе путешествие в Тавриду. Ч.2, СПб, 1805, с.203-204
30 Ялта и её ближайшие окрестности. Справочная книжка. Ялта, 1897, с.6
31 Паллас П.С. Набюдения, сделанные во время путешествия по южным наместничествм русского государства в 1793-94 годах. М., Наука, 1999, с.82 (Перевод этого труда, собственно, и был сделан Бертье- Делагардом)
32 Справка…
33 Андреев А.Р. Там же, с.298
34Там же.
35 ГААРК , ф.535, оп.1, д.848, лл.2-3
36 Записки.., с.583
37 Материалы.., с.190
38 Приложение №5 // Справка…
39 Там же
40 Записки, с. 585
41 Андреев А.Р. Там же, с.298
42 Записки.., Там же.
43 Смирнов В.Д. Там же, с. 130
44 Андреев А.Р. Там же, с.334
45 ГААРК, ф. 535, оп.1, д.861 лл. 29-32
46 Там же, л.24
47 Андреев А.Р, с.332
48 Ведомость о убитых, раненых и безвестно пропавших военных чинах… // Справка…
49 Записки.., с.586
50 Там же, с.587
51 Там же, с.594
52 Там же, с.601
53 Андреев А.Р., Там же, с.299
54 Андреев А.Р. Там же, с.335
55 Записки.., с. 604
56 Приложение №4 // Справка…
57 Записки.., с.605
58 Там же, с.606
59 Записки.., с.601
60 Андреев А.Р., с. 303
61 Ведомость…// Справка…
62 Записки..,с.609
63 Андреев, с.335
64 Андреев А.Р., Там же, с. 296
65 Там же, с. 342
66 Записки.., с.593
67 План атаки против турок, вышедших на берег при деревне Алуште, российскими воисками, под командою генерал-поручика графа Мусина-Пушкина, июля 24 дня 1774 г. РГВИА, ф.464, оп 1, д.39, л.1
68 ГААРК, ф.535, оп.1, д.843, лл. 67 об-68
69 См.: Ткаченко В. Об уточнении некоторых вопросов по сражению при д.Шума // Military Крым, № 10, 2009, сс.39-56
70 Записки.., с. 597
71 Андреев А. Р. Там же, с.296
72 Приложение №6// Справка…
73.Андреев А.Р. Там же
74 Андреев А.Р. Там же, с.294
75 Там же, с. 296
76 Андреев А.Р. Там же, с. 341
77 Там же, с. 296
78 Ведомость…// Справка…
79Керсновский А. История русской армии 1700-1881. Смоленск, 2004, с.110
80 П.А.Румянцев. Документы, с. 344-345

[Роберто Паласиос]

Донской пикинерский Белозерка

Донецкий пикинерный.

[Armarian]

Статья как-то неожиданно закончилась... А будет продолжение?

[Роберто Паласиос]

На самом деле статья конечно хорошая, но по бою в Ялте 19 июля не сильно помогает. Хотя и даёт несколько иную последовательность событий. Кстати, по поводу вышедших 150 человек в Балаклаву, включая 4 офицера. Дело в том, что Салтанов уже произвёл сбор постов наблюдения в свой отряд к моменту боя. Так что у него наверняка было больше, чем 222 человека самого гарнизона Ялты. Но то, что спаслось в процентном отношении больше офицеров (2 оф. и 15 н.ч.), косвенно говорит о том, что это была именно организованная группа не лишившаяся руководства. Остальные два офицера и 130 солдат могут быть некой ротой, которая отступила собравшись с наблюдательных постов южнее Ялты на Балаклаву и к ялтинским событиям отношения не имевшие. Так как Салтанов перед сражением 19 июля уже выдвигался на помощь гарнизону Алушты, то все посты северо-восточнее Ялты, после того как убедился в занятии Алушты сильным турецким десантом, он в свой отряд наверняка забрал.
В общем - пока опять много не понятного.

[ВИК]

На самом деле статья конечно хорошая, но по бою в Ялте 19 июля не сильно помогает. Хотя и даёт несколько иную последовательность событий. Кстати, по поводу вышедших 150 человек в Балаклаву, включая 4 офицера. Дело в том, что Салтанов уже произвёл сбор постов наблюдения в свой отряд к моменту боя. Так что у него наверняка было больше, чем 222 человека самого гарнизона Ялты. Но то, что спаслось в процентном отношении больше офицеров (2 оф. и 15 н.ч.), косвенно говорит о том, что это была именно организованная группа не лишившаяся руководства. Остальные два офицера и 130 солдат могут быть некой ротой, которая отступила собравшись с наблюдательных постов южнее Ялты на Балаклаву и к ялтинским событиям отношения не имевшие. Так как Салтанов перед сражением 19 июля уже выдвигался на помощь гарнизону Алушты, то все посты северо-восточнее Ялты, после того как убедился в занятии Алушты сильным турецким десантом, он в свой отряд наверняка забрал.
В общем - пока опять много не понятного.

Восточнее Ялты пост с пушкой был в Гурзуфе. Его Салтанов забрал с пушкой же. Неясна роль поручика Ачкасова (один из 4-х офицеров, вернувшихся в Балаклаву), числившегося в команде Салтанова, но отступившего из Алушты с Колычевым (?!). К западу от Ялты, судя по рапорту Фрича, было 2 поста (ещё два офицера, из вернувшихся в Балаклаву). Из собственно Ялтинского поста с его остатками на Балаклаву вышел только капитан Михачевский.
По месту расположения ретраншемента в Ялте есть небезосновательные соображения. Очевидно можно предполагать, что сейчас оно нам известно. (Предварительно установлено на данный момент и местонахождение Алуштинского поста).

[Роберто Паласиос]

Восточнее Ялты пост с пушкой был в Гурзуфе. Его Салтанов забрал с пушкой же. Неясна роль поручика Ачкасова (один из 4-х офицеров, вернувшихся в Балаклаву), числившегося в команде Салтанова, но отступившего из Алушты с Колычевым (?!). К западу от Ялты, судя по рапорту Фрича, было 2 поста (ещё два офицера, из вернувшихся в Балаклаву). Из собственно Ялтинского поста с его остатками на Балаклаву вышел только капитан Михачевский.
По месту расположения ретраншемента в Ялте есть небезосновательные соображения. Очевидно можно предполагать, что сейчас оно нам известно. (Предварительно установлено на данный момент и местонахождение Алуштинского поста).

Спасибо. Тогда получается, что Ачкасов был в группе (авангард Салтанова - ?), которая таки с Колычевым (это егеря Московского Легиона из гарнизона Алушты- ?) сумел соединиться? До Гурзуфа от Ялты 11 км., если высадка турок началась перед рассветом, то что, отряд Салтанова ВСЮ ночь бегал перед боем Ялта-Гурзуф-Алушта и обратно? Или из Гурзуфа можно видеть, что происходит в Алуште? И ялтинский отряд ходил только до Гурзуфа и обратно? Но если они вернулись в Ялту перед рассветом, то и в Гкурзуфе были ночью. И чего увидишь в темноте?

Сообщение отредактировал Роберто Паласиос - 8.8.2013, 0:47

[ВИК]

Тогда получается, что Ачкасов был в группе (авангард Салтанова - ?), которая таки с Колычевым (это егеря Московского Легиона из гарнизона Алушты- ?) сумел соединиться? До Гурзуфа от Ялты 11 км., если высадка турок началась перед рассветом, то что, отряд Салтанова ВСЮ ночь бегал перед боем Ялта-Гурзуф-Алушта и обратно? Или из Гурзуфа можно видеть, что происходит в Алуште? И ялтинский отряд ходил только до Гурзуфа и обратно? Но если они вернулись в Ялту перед рассветом, то и в Гкурзуфе были ночью. И чего увидишь в темноте?

По имеющимся сведениям предполагать существование какого-либо "авангарда Салтанова", кроме казаков, которых он в ночь на 18-е высылал к Алуште от М. Маяка, оснований не имеется. Но казаки вернулись вечером 18-го, когда после отражения "покушений" на М. Маяк он отразил попытку высадки на Партенит, с докладом, что Алушта горит и занята турками.
Про "ВСЮ ночь перед боем"... Речь идёт о 2-х активных ночах перед боем + дневные бои и манёвры весь день 18-го числа... Салтанов, получив в исходе дня 17-го доклад от Колычева, отправил западным постам приказ идти к Ялте и ВСЮ НОЧЬ на 18 двигался от Гурзуфа, (в который прибыл поздно вечером), на Алушту. Но ок. 3-х часов ночи, следуя мимо М. Маяка, он был вынужден задержаться, чтобы отразить турок, треть флота которых двинулась к М. Маяку. Утром турки попытались двинуться к берегу, но были отражены. Тогда часть кораблей турок двинулась западнее, и Салтанов вернулся к Партениту, где успел отогнать ещё одну попытку высадки. Но в это же время турки снова предприняли высадку на М. Маяк, куда с пушками он уже не успевал. На эти манёвры ушёл весь день 18-го. Вечером в Партените, получив доклад, что Алушта занята, он начал отход на запад, забрав Гурзуфский пост и двигаясь к Ялте наперегонки с турецким флотом. В Ялту отряд прибыл видимо часа через 2-3 пополуночи. Там выяснилось, что путь на запад блокируют татары. И уже примерно через час ретраншемент был атакован турками, подошедшими с востока. На М. Маяк высадились, по данным Салтанова, до 3-х тысяч. Возможно, после его отхода, высаживались и на Партенит, и особенно на Гурзуф, где как в Ялте и Алуште, имелась пристань. Т. е. к началу боя силы турок могли насчитывать не менее 3-х тысяч, но в ходе боя они прибывали и к позднему утру могли удвоиться, а к полудню и утроиться... В бой включились и татары (по некоторым данным ок. 500 чел), и подошедшие к Ялте корабли (не менее 2-х галер, если верить сведениям Сумарокова (?)).

[Роберто Паласиос]

По имеющимся сведениям предполагать существование какого-либо "авангарда Салтанова", кроме казаков, которых он в ночь на 18-е высылал к Алуште от М. Маяка, оснований не имеется. Но казаки вернулись вечером 18-го, когда после отражения "покушений" на М. Маяк он отразил попытку высадки на Партенит, с докладом, что Алушта горит и занята турками.
Про "ВСЮ ночь перед боем"... Речь идёт о 2-х активных ночах перед боем + дневные бои и манёвры весь день 18-го числа... Салтанов, получив в исходе дня 17-го доклад от Колычева, отправил западным постам приказ идти к Ялте и ВСЮ НОЧЬ на 18 двигался от Гурзуфа, (в который прибыл поздно вечером), на Алушту. Но ок. 3-х часов ночи, следуя мимо М. Маяка, он был вынужден задержаться, чтобы отразить турок, треть флота которых двинулась к М. Маяку. Утром турки попытались двинуться к берегу, но были отражены. Тогда часть кораблей турок двинулась западнее, и Салтанов вернулся к Партениту, где успел отогнать ещё одну попытку высадки. Но в это же время турки снова предприняли высадку на М. Маяк, куда с пушками он уже не успевал. На эти манёвры ушёл весь день 18-го. Вечером в Партените, получив доклад, что Алушта занята, он начал отход на запад, забрав Гурзуфский пост и двигаясь к Ялте наперегонки с турецким флотом. В Ялту отряд прибыл видимо часа через 2-3 пополуночи. Там выяснилось, что путь на запад блокируют татары. И уже примерно через час ретраншемент был атакован турками, подошедшими с востока. На М. Маяк высадились, по данным Салтанова, до 3-х тысяч. Возможно, после его отхода, высаживались и на Партенит, и особенно на Гурзуф, где как в Ялте и Алуште, имелась пристань. Т. е. к началу боя силы турок могли насчитывать не менее 3-х тысяч, но в ходе боя они прибывали и к позднему утру могли удвоиться, а к полудню и утроиться... В бой включились и татары (по некоторым данным ок. 500 чел), и подошедшие к Ялте корабли (не менее 2-х галер, если верить сведениям Сумарокова (?)).

Спасибо. (Сумароков - не очень).
Всё равно получается, что к моменту самого боя за Ялту отряд Салтанова был уже порядочно физически вымотал полутора-суточными походами и стычками. ..

[Роберто Паласиос]

В Ялту отряд прибыл видимо часа через 2-3 пополуночи. Там выяснилось, что путь на запад блокируют татары. И уже примерно через час ретраншемент был атакован турками, подошедшими с востока. На М. Маяк высадились, по данным Салтанова, до 3-х тысяч. Возможно, после его отхода, высаживались и на Партенит, и особенно на Гурзуф, где как в Ялте и Алуште, имелась пристань. Т. е. к началу боя силы турок могли насчитывать не менее 3-х тысяч, но в ходе боя они прибывали и к позднему утру могли удвоиться, а к полудню и утроиться... В бой включились и татары (по некоторым данным ок. 500 чел), и подошедшие к Ялте корабли (не менее 2-х галер, если верить сведениям Сумарокова (?)).

То есть получается, что вместо классической версии о бое с непосредственно высаживающимися в Ялту турецкими пехотинцами, основная часть турок наступала от Алушты. И высадились они просто восточнее - на Маяке, Партените и Гурзуфе. Ну и татары перекрыли дорогу на запад. Так?

Тогда получается, что Салтанову не было смысла сражаться за Ялту. Ему нужно было обрушиться на татар, с целью прорваться на запад к Балаклаве. Сил бы у его отряда и пушек справиться с татарами хватило бы. Вероятно, физических сил уже не было для такого забега...

[dvn]

Что касается христианского населения, то оно старалось оказывать русскому командованию возможную помощь. В Крыму действовали многочисленные “конфиденты” армяне и греки, снабжавшие Долгорукова и его генералов ценными сведениями о противнике. Накануне высадки турецкого десанта, ожидая, что он вызовет мятеж недовольного мусульманского населения, русское командование заготовило специально отпечатанные на греческом языке манифесты к христианам с призывом выступить на неприятеля. Эти манифесты, однако, было разрешено пустить в ход только когда “совершенно татары противу наших войск руку подымут” [66], в итоге они так и не были использованы, поскольку их не успели доставить в штаб Долгорукова из Арабатской крепости до окончания боевых действий.

В свете этого, непонятно зачем было выселять потом греков старожилов Крыма в Приазовье, при этом оставлять новозаселенных Архипелагских.

Сообщение отредактировал dvn - 4.1.2014, 3:50