Армии Шамиля, Размышления о войсках имамата Опции

[Макс]

Выход на равнину

Хорошо известно, что выходя из-под прикрытия лесов и гор на плоскость и сталкиваясь с решительным и энергичным военачальником противника, Шамиль или его наибы неизменно терпели поражения, невзирая даже на численное преимущество своих сил: в деле под Большими Казанищами 15 декабря 1843 г., у селения Гилли 3 июня 1844 г., под Кутишами 15 октября 1846 г., на Гамашинских высотах 12 июля 1851 г. После очередной неудачи (разгром в Акуши 1 июля 1844 г.) Шамиль даже «запретил своим скопищам вступать в бой с нашими войсками на открытой местности». Еще раньше князь Гагарин заметил: «Строго запрещается вступать в дело с нами на ровных местах и открыто. За потерю воина начальник платит Шамилю 1 р. серебром».
По словам английского современника, «одного-единственного русского драгунского полка, поддерживаемого ротой конной артиллерии, было бы достаточно для того, чтобы разогнать любое войско, которое Шамиль смог бы вывести на равнины…» Но и в Чечне, на Мичике, где «фортификационные работы его превосходили всякое ожидание» (а уж укрепляться и окапываться горцы умели прекрасно), Шамиль был наголову разбит 17 февраля 1853 г.

В общем, когда горцы зарывались и вылезали из лесов / выкарабкивались из-за скал, их начинали привычно бить...

Устройство имамом постоянной пехоты

Но поговорим о класическом случае такого битья, классическом, но не очень известном и, естественно, не популярном...
Как-то имам Шамиль решился на еще одно преобразование, не имевшее себе аналогов в горской военной организации времен Кавказской войны. Он создал «низам» – постоянное пешее войско «по образцу нашей пехоты». Низам означает «строй, порядок», так же называется и регулярная армия – «род регулярных войск», замечает Г.К. Властов при описании реформы Шамиля. Следовательно, если при организации пехоты использовали русский опыт, то идея названия (именно одна лишь идея, но не сам принцип организации низама, вопреки утверждениям М. Гаммера) была позаимствована, вероятно, у турок или, скорее, египтян, поскольку именно в этих странах существовали аналогичные части «Низам-и Джедид» («новая система», «новая армия», установленная Селимом III) и «Низам ал-Джадид» соответственно.
Нет точных данных, когда проводилась реорганизация. М. Гаммер придерживался версии начала / середины 1840-х гг., но в его работах (и без того полных ошибок и натяжек) низаму не повезло вообще... Сам Шамиль позднее заявлял, что «мысль завести у себя низам по образцу нашей пехоты родилась в его голове давно и он устроил его давно» . Э. Дюлорье в 1861 г., ссылаясь на российские публикации тех лет, утверждал, что «низам (регулярные войска) по образцу русской пехоты» был учрежден Шамилем в 1842 г. Но французский автор спутал издание кодекса законов имамата с заведением одноименного пешего войска. В мемуарах офицеров Кавказского корпуса, непосредственных участников событий 1851 г., недвусмысленно утверждается, что низам – «регулярное войско – только что заведенное [выделено нами] Шамилем и первый раз пущенное им в дело» в начале этого года. «Этот порядок, называемый по-татарски низам, был недавно введен Шамилем, чтобы подражать нашей регулярной пехоте». Поэтому логичнее будет отнести создание регулярной пехоты к 1850 году. Версия Б.-Э. Хурша (1939 г.) о том, что она уже существовала к концу 1830-х гг., не находит никакого подтверждения в источниках.
К февралю 1851 г. в распоряжении имама оказалось 10 дружин, набранных из «верных тавлинцев», «сходных с нашими [русскими] батальонами» по численности. Причина выбора именно этой нации в том, что тавлинцы пользовались славой опытных пеших воинов. Каждая дружина (500 чел.) имела своего начальника, а четыре дружины, образовавшие полк, подчинялись особому наибу. (Соответственно, можно предполагать, что были созданы два полка и две отдельных дружины.) Был назначен и командующий всем низамом. Внутренняя структура дружины неясна, но Л.П. Николаи упоминает, что «неприятельская пехота шла в некотором порядке, как-бы по ротам, т. е., вероятно, посотенно, и перед каждой ротой был начальник верхом». Строй у низама был принят подобный русской пехоте. Шамиль был «ложно уверен, что его горцы смогут выстоять против нас, если образуют большую плотную массу, сходно с нашими батальонами». Строю горцев учили русские дезертиры. Как отмечает В.А. Потто, ссылаясь на рассказы старых горцев, «они двигались по команде, ходили в ногу и делали довольно стройно несложные перестроения». Очевидцы признают хорошую строевую подготовку низама – дезертиры потрудились на совесть! С другой стороны, «эта несчастная мысль [заведение низама], разом уничтожавшая традиционную тактику горцев, была причиной жестокой катастрофы. Отличные стрелки, ловко пользующиеся местностью, действуя поодиночке, горцы как кошки умели ускользать от атакующего и, нанося вред противнику, сами… отделывались незначительною потерею; переходя же к несвойственному им сомкнутому строю, без предварительного подготовления и без неизбежной строгой дисциплины, дающей возможность командующему держать массу в своих руках, горцы сделали грубейшую ошибку и дорого за нее поплатились» . С тактической точки зрения горская пехота была крайне уязвима на плоскости перед русскими войсками. Но – парадокс! – именно для действий на открытой местности в правильном строю и предназначалась она, по самому своему предназначению, как выясняется, непригодная для той единственной роли стрелков и партизан в густых чеченских лесах, которые только и могли принести победу горцам. С другой стороны, Шамиль явно рассчитывал применить свое детище в Дагестане, где и нужна была пехота, и где имам стремился создать сильную, преданную и повинующуюся лично ему пешую гвардию.
В боевых действиях против русских войск эта пехота участвовала всего один-единственный раз и потерпела сокрушительное поражение. Это было связано с экспедицией генерал-майора В.М. Козловского и князя А.И. Барятинского в Большую Чечню (1851 г.). Имам, не имея сил помешать русским методично разрушать Шалинский окоп и прокладывать себе путь к завоеванию Чечни, решил использовать свою квазирегулярную пехоту, в последней попытке остановить продвижение противника, и в то же время желая проверить на практике результат своего нововведения. «На общем совете решено было в следующий раз встретить русских не врассыпную, разрозненными кучами, а сомкнутой пехотой».
27 февраля 1851 г. «показалась какая-то колонна, двигавшаяся в таком стройном порядке, что ее можно было бы принять за русских, если бы только русские могли появиться с той стороны». Численность низама оценивается участниками боя в 5000-6000 (3000 чел., по мнению Л.П. Николаи) чел. (очевидно, всего там было 5000 горцев в 10 дружинах), идущих плотным строем. Однако, по этой же причине пехотные колонны шли по левому берегу Басса, где только и могла передвигаться такая масса людей. Но местность эта представляла собой совершенно открытое поле, усеянное только редкими, кое-где разбросанными по нему дубками, идеально приспособленное для действий конницы. Такого прекрасного случая для кавалерийского дела еще не представлялось, а «этого войска [низама] можно было почти не бояться на равнине, где наши регулярные войска всегда были хозяевами». Три эскадрона нижегородских драгун (2-й, 8-й и 9-й) подполковника Тихоцкого быстро развернули фронт и, имея на флангах казаков, понеслись через поляну. При виде скачущей конницы «заметно было, что порядок неприятельского шествия расстраивался и что вся масса стремилась достигнуть речки Басса» – еще до столкновения пехота попыталась уйти от удара. Отряд чеченской конницы Хаджи-Мурата попытался было выручить свою пехоту, но был рассеян картечью. На преследование Тихоцкий выделил две сотни казаков, а с остальными казаками и с эскадронами драгун ринулся карьером на главную цель. На поляне горская пехота, построившись в каре, встретила их беглым ружейным огнем, но выстрелы оборвались разом – кавалерия «с налета» врезалась в неприятельские ряды. (Несомненно, что в реальности горцы дрогнули еще до столкновения, сломав строй и тем самым потеряв все шансы выстоять атаку.) «И никакое описание не может дать понятие об ужасе происшедшей здесь рукопашной схватки. Прижатые к реке, горцы очутились в самом отчаянном положении: мы их рубили [шашками], кололи [пиками], топтали конями, сбрасывали с круч и топили в Бассе». Растерявшиеся и оттесненные к речному обрыву Басса пехотинцы низама могли обороняться от всадников только прикладами (шашек у тавлинцев не было, но странно, что не говорится о длинных кинжалах, характерных для пеших дагестанцев). «Панический страх овладел неприятельскою пехотою, которая превратилась в стадо баранов, бегущих по открытому месту, которых рубили без всякого с их стороны сопротивления…» Кавалерия преследовала солдат низама на протяжении более полутора верст. Остатки пехоты укрылись в близлежащем лесу, но драгуны спешились и штыками выбили горцев. Потеря неприятеля была огромная: на месте схватки подобрано 270 (или 276) тел. Столько же, если не больше, разбились при падении с крутого берега или утонули . Русская армия вновь блестяще доказала свое превосходство над горскими отрядами, даже устроенными на регулярный манер.
Решающее значение победа 27 февраля имела и для постоянной пехоты имама. С русской стороны считали, что «ничтожные остатки низама рассеялись, и вместе с ними рассеялась сама затея Шамиля» . А. Руновский записал, что «с тех пор, Шамиль оставил всякое помышление о низаме, да и этой попытки не мог простить ни себе, ни своим Наибам, из числа которых он разжаловал в то время пятерых. После этого, Шамиль отдал строгое приказание – всячески избегать действий против Русских сомкнутым строем, на том основании, что низамом можно действовать только в открытом поле, а горцы не могут долго стоять под огнем, особливо артиллерийским. К тому же, для него не было никакой необходимости выводить их в поле, когда все военные действия, за исключением немногих частных случаев, происходили в лесах и горах, где горцы всегда имели перед нами много преимуществ» . Как полагает М. Гаммер, несмотря на поражение и насмешки с русской стороны, низам, «должно быть, являлся важным инструментом – по крайней мере, как средство устрашения – претворения в жизнь воли имама в его владениях». Однако, отсутствие каких-либо упоминаний о низаме после 1851 г. и процитированное высказывание самого Шамиля свидетельствуют отнюдь не в пользу гипотезы Гаммера. Можно согласиться с Э. Дюлорье, что «эта попытка военной организации не имела никакого успеха».

Ракеты

По приказу Шамиля горцы также производили ракеты. Как хвалился имам султану в 1843 г., «мы делаем стрелы в большом размере, бросаемые посредством пороха. Стрелы эти вреднотворностью равняются большим ружьям [пушкам], их на нашем языке мы называем галуфушь» . Но, как и самодельные артиллерийские гранаты, эти категории снарядов получались у имама крайне неудачно, равно как и само применение ракет.
«Но вот на сцену явилась и ракета. Высоко взвившись, она перелетела укрепление, спустившись сзади его в ущелье; другая с самого начала пошла писать зигзагами по спуску горы, не дойдя до стены; третья повернула назад, начав бить самих же горцев. В их стане раздался рев, а у нас хохот» (осада Шамилем Месельдегерского укрепления, сентябрь 1853 г., один ракетный станок).
В Чечне (ночь с 8 на 9 февраля того же года) использование ракет (на сей раз трофейных – отбитых у казачьей ракетной команды в том деле, где был убит атаман Круковский, в 1852 г.) Шамилем снова вызвало смех у русских: «Подойдя к ручью Шевдон… они начали спускать боевые ракеты… Затея эта оказалась неудачнее дневной стрельбы из орудий. Испорченные и дурно направленные ракеты (горцы спускали их с ветки ближайшего дерева) подымались сажен на пять, и с этой высоты или обратно спускались к горцам, или разрывались, освещая на мгновение лагерь. Сделав пять-шесть попыток и получив в возмездие за нарушение нашего сна, один картечный выстрел, горцы разбрелись по домам, оставив в покое и нас до зари».

Ордена и должностные знаки различия

Важным показателем «устроенности» армии Шамиля стала система наград и наказаний. Ф. Боденштедт приводит следующую градацию знаков различия.
1. Сотники: круглая серебряная медаль с надписью «Юзбаши такому-то за храбрость».
2. Начальники 300 воинов (уч-юзбаши) – треугольная медаль с надписью «Такому-то за выдающуюся храбрость».
3. Полутысячники – серебряные эполеты («единственное отличие этих эполет от русских в том, что первые из серебряной нити, а вторые из чеканного серебра») и серебряный темляк.

Эта система, по словам Боденштедта, была установлена в 1840 году. Но официальные русские документы подтверждают, что о знаках отличия в имамате «первые сведения получались в 1841 году». Датировка подтверждается указанием года изготовления на некоторых наградных знаках – начиная с 1257 г.х. / 1841-1842 гг. от Р.Х. До этого за отличия «выдавались подарки: оружием, лошадьми, баранами, различными вещами и даже делались денежные вознаграждения», размером от 3 до 30 руб.

Документ из РГВИА подтверждает достоверность описания Боденштедтом устройства и степеней орденов Шамиля, представляя совершенно идентичную систему отличий:
1. Сотник муртазеков или ополчения: серебряная круглая медаль с надписью по-арабски «За храбрость сотенному командиру».
2. Трехсотенный командир: треугольная серебряная медаль, надпись «За отличную храбрость трехсотенному командиру».
3. Пятисотник: серебряные небольшие эполеты («отличаются от наших тем, что делаются не из канители, а из кованого серебра») и темляк.
4. Генерал (высшие наибы, включая Ахбердил-Мухаммада – который вдобавок «носит у правого эполета большую серебряную бляху с надписью на арабском языке: “Нет другого молодца, как Ахверды-Магома и лучшей шашки, как его шашка”» – и Шуаиба-муллу): два серебряных знака в виде полузвезды, «так что если их вместе сложить составляют нашу Орденскую звезду». Их носят «по одной на каждой стороне груди, зубцами в наружу». (Орбелиани, однако, видел «только пятиугольные» звезды.)
5. Капитан (прочие наибы): овальная медаль.
6. Помощники наибов и все старшины селений: серебряная пластинка.
Вероятно, здесь представлен ранний вариант системы отличий, т.к. автор документа отмечает, что «знаки отличия только видны между мюридами под управлением Шуаиба и частью Ахверды-Магомы, в Аварской и Лезгинской области такие знаки еще не появились». Оба названных лица (наибы Чечни с 1840 г.) были убиты 6 марта 1844 г. и 18 июня 1843 г. соответственно, а данный документ был составлен в первой половине 1843 г.

Но в конце 1842 г. (по Боденштедту) Шамиль вводит чины «генерала» (для лучших наибов) и «капитана» (прочие наибы и несколько начальников муртазеков). Генералы носят с каждой стороны груди два серебряных ордена в форме пятиконечной полузвезды. Здесь автор ссылается на рассказ И.Д. Орбелиани, который действительно писал о том, что наибы Чечни Улубей и Шуаиб «имели на груди, выше патронников, [две] серебряные пятиконечные звезды». Малая серебряная бляха овальной формы, продолжает Ф. Боденштедт, отличает прочих наибов и «капитанов». Заместители наибов и аульские старейшины носят небольшую серебряную пластинку.

М. Казем-бек и Н.Ф. Дубровин приводят собственную версию отличий армии Шамиля.
1. Тысячник и пятисотник: серебряный круглый знак, разделенный двумя параллельными кругами на три части. В первой – наибольшей – части кругом надпись (двустишие) по-арабски: «Если ты предался войне, то малодушие в сторону. Терпи все ее невзгоды: нет смерти без назначения». В четырех противоположных местах второго круга, по двум перпендикулярным диаметрам, написаны первые два символа веры в исламе: «Нет Бога, кроме Аллаха; Мухаммад – его пророк». Наконец, в центральном кругу указано звание командира. Известны варианты и с другими надписями: первая сура Корана, или же – «Сила и мощь у великого Аллаха».
2. Сотник: серебряный полумесяц (для сотника и всех нижестоящих чинов в надписи на знаке указано только звание). Варианты: серебряный треугольник с надписью «Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник его» (такой же знак у начальника над двумястами воинами); серебряная пятиконечная звезда, концы ее несколько закруглены и в них надпись «Это начальник сотни войска нового устава»; третий вариант (серебряный круг) датируется по надписи 1845-1846 гг. (и выдавался наибом Даниял-султаном) – множество таких знаков сохранилось до нашего времени.
3. Пятидесятник: серебряный треугольный знак с тупыми вогнутыми углами.
4. Десятник: медный продолговатый прямоугольник с оконечностями в виде фестонов.

В.Г. Гаджиев описывает также знаки начальников над тремястами (круглая пластина с надписью «О боже! Благослови Мухаммада и его сподвижников!») и над четырьмя сотнями воинов (круглый знак, надпись «Нет бога, кроме Аллаха. Аллах велик. Хвала Аллаху. Да простит меня Аллах») .

Больше оснований доверять рапортам русского командования 1842-1843 гг., где дается описание нагрудных знаков отличия для «почетнейших званий военных»:
1. Пятисотник: круглый знак («медаль») с надписью «Нет силы без помощи божьей. Начальник пятисот человек вновь устраиваемого войска».
2. Сотник: круглый знак (надпись та же, что у пятисотника, но, конечно, с указанием соответствующего звания).
3. Наибы (тогда почти все они были пятисотенными начальниками, но впоследствии такие стали подчиняться наибам): «на правом плече серебряные пластинки, которые им служат вместо эполет».
4. За особую храбрость пятисотникам и сотникам даются «кисти к шашке вроде темляка»; за «особенное мужество и неустрашимость даются именные надписи к шашке»: «Нет такого-то храбрее, нет сабли его острее».
5. Десятники: «особенного знака отличия не имеют, но выбираются из более достойных».
6. Награды (их могли жаловать не только имам, но и наибы): за усердие – четырехугольные звезды и круглые медали; за храбрость – треугольный знак с надписью «Храбр и мужествен» .

Дальнейшую эволюцию орденов имамата можно проследить по сохранившимся образцам...

Флаги

Каждый наиб, пяти- и трехсотенный начальник, «даже просто предводитель, не только большой, но и всякой мелкой партии» «имеет свой значок, который означает место, где он находится во время дела», «составляющий для них что-то в роде наших знамен». «Каждое общество имеет свой значок. Наибы по два, Шамиль три, из коих один желтый, другой белый с красными каймами». В реальности, похоже, число значков у наибов не регламентировалось, тем более, что кроме «личного» значка наиба надо учитывать флаги бывших под его началом отрядов из его области. Общее правило наблюдателей за горскими «скопищами» – чем больше было в отряде значков, тем многочисленнее он был.

Единого, «государственного» знамени имамата не существовало. Как было изготовлено и окрашено знамя наиба или общества, решалось по вкусу владельца. Манера атаки: «храбрейший из толпы схватывает значок, отбегает с ним на сотню шагов вперед и втыкает его в землю; тотчас все принадлежащие к отряду этого значка бегут к нему и окружают его. Другой горец повторяет тот же маневр, и таким образом передвигается вся масса неприятельского отряда».

Значки имама Гази-Мухаммада: 1) белый ситцевый прямоугольный, обшит (кроме примыкающей к древку стороны) цветной полоской, надпись вышита в виде треугольника (здесь и далее все надписи на арабском языке, их текст не приводится), размеры полотнища 129 х 129 см (1831 г.); 2) белый холщевый (98 х 86 см), с тремя концами, с надписью; 3) белый холщевый, с двумя концами, с надписью; 4) красный шелковый прямоугольный, без надписи (1831 г.). Значок имама Гамзат-бека: зеленый (123 х 80 см), с тремя концами: на среднем конце пришит кусок красной материи, на нижнем – кусок узорчатой ткани, на верхнем – кусок серой материи; с надписью; древко с металлическим наконечником (1831 г.). Значок имама Шамиля: темно-красный шелковый (121 х 81 см), двухконечный, обшит сверху и снизу горизонтально темно-синими широкими полосами, древко с четырехгранным металлическим наконечником (1834 г.).

Значок Амалат-бека Буйнакского: серый (белый?) двухконечный (83 х 157 см), на обоих концах пришиты красные вставки, между концами вставлен зеленый треугольный кусок ткани; с надписью (1831 г.).
Значки армии Гази-Мухаммада под Дербентом (1831 г.; все без надписей): 1) желтое шерстяное двухконечное (65 х 90 см); 2) значок Кичик-хана (отряд из Гимров) – зеленый шерстяной двухконечный, наконечник древка металлический в виде увенчанного полумесяцем шара; 3) значок Ильдар-бека Каракайтагского – серый (белый?) двухконечный, 120 х 110 см.
По словам очевидца осады Дербента, «толпы неприятельской пехоты показывались по всем дорогам и садам, вея белыми значками». То же («с множеством белых значков») отмечали наблюдатели в 3-4-тысячной партии Шамиля в 1839 г. под Буртунаем.

Значок, отбитый русскими в Гимрах (1832 г.): прямоугольный, из четырех горизонтальных полос, синих и красных, 227 х 128 см; с обеих сторон полотнища пришиты синего и желтого цвета кисточки; древко (323 см) с остроугольным наконечником. Значок наиба Ташов-Хаджи («знамя, подаренное Кази-муллою, при котором собирались всегда мюриды»): красный двухконечный с зелеными угловыми вставками возле древка, 161 х 96 см; наконечник древка в виде трезубца (1839 г.). Значок Сурхая кади: двухконечный из белой бумажной материи, 104 х 43 см; на обоих (?) концах пришит кусок цветной ткани, с надписью, наконечник деревянный в виде шара (1839 г.). Значок наиба Али-бека: белый, двухконечный, с наконечником древка в виде шара (1839 г.). Значок, взятый Самурским отрядом (1843 г.): белый двухконечный, обшит широкой красной полосой, 113 х 86 см; древко (220 см) с четырехгранным металлическим наконечником. Значок Даниял-султана Элисуйского: белый двухконечный с красной полосой посредине, наконечник древка четырехгранный (отбит вместе с другим значком при разгроме султана 13 июня 1844 г.). Значок наиба Хаджи-Мурата: белый двухконечный, 137 х 93 см, с надписью, на обоих концах полотнища пришиты куски малиновой ткани; древко (длина 295 см) с металлическим шаром и с трехгранным наконечником (значок обновлен в 1844 г. и взят 1 июля того же года русскими).

«При занятии Шамилем Казикумуха в 1842 году, достались в его руки Высочайше пожалованные Казикумухскому и Кюринскому ханствам знамена; одно из них он отдал Шуаибу, другое Уллу-бею, в награду за действия их в Ичкеринском лесу».
6 июня 1831 г. под Эндери отбит «большой значок, в виде знамени, на котором с обеих сторон красовались две короны и надпись «vive le roi» [«Да здравствует король» (фр.)]».
Табасаранцам первый имам отправил в 1831 г. знамя с надписью: «Кто под ним пойдет, тому ни пуля, ни ядро вредить не будут». Гази-Мухаммад, как известно, был заколот штыком…

Больше сведений дошло о знаменах второго этапа существования имамата.
В Чечне и в 1852, и в 1853 гг. можно было видеть личный значок имама – светло-зеленый с красной каймой. Спустя два года личное знамя Шамиля описывают так – большое черное, «с серебряными надписями из Курана, над которыми виднелся полумесяц, вылитый, как казалось, из массивного серебра».

Значок, отбитый Ширванским полком под Телетлем в августе 1845 г.: красный прямоугольный (85 х 88 см), с широкой белой каймой (в двух углах пришиты квадраты из синей ткани), в центре оранжевый полумесяц; древко длиной 190 см. Значок, отбитый Самурским отрядом в 1846 г.: синий двухконечный (размеры 121 х 87 см), с широкой оранжевой каймой; длина древка 228 см. Значки наиба Даниял-бека, бывшего султана Элисуйского: 1) белый прямоугольный (140 х 126 см), с широкой каймой, в центре полумесяц и круг из цветной ткани, имеется также надпись на арабском языке (как и следующее знамя, отбит русскими в июле 1846 г.); 2) белый прямоугольный (100 х 89 см), с оранжевой каймой (кроме стороны полотнища, примыкающей к древку), в центре оранжевый полумесяц, в двух углах пришиты два синих квадратных лоскута; длина древка 256 см (в том же бою 25 июля отбит горский белый значок треугольной формы, с двух сторон с красной каймой, в центре синий полумесяц, наконечник древка в виде шара); 3) двухконечный белый, с красной обшивкой краев и с надписью на арабском языке, наконечник древка металлический четырехгранный; 4-5) той же расцветки и формы, но надписи другие, а наконечник древка плоский или в виде шара; 6) синий прямоугольный, наконечник древка в виде птицы. Значок наиба Хаджи-Мурата: серый прямоугольный (82 х 127 см), обшит с трех сторон бордовой полосой, в центре – аппликация из трех окружностей (красная, зеленая и красная), вокруг которых роспись растительным орнаментом, в двух углах полотнища аппликация из четырех полос (красная, зеленая, оранжевая, зеленая); древко длиной 294 см (захвачен при осаде Гергебиля в июне 1848 г.). Значок чеченского наиба Атабая: «палевый с черным» (1848 г.). Значок, отбитый навагинцами в Чечне 13 августа 1848 г.: оранжевого цвета, с вышитым на нем белым шелковым полумесяцем.

Значки, отбитые в бою у дидоевского аула Хупро 26 июня 1849 г.: треугольной формы, один – белый (с двух сторон с синей каймой), наконечник древка в виде шара, другой – белый (с двух сторон обшит красной полосой), с синим кругом в центре. Значок наиба Мухаммада-Омара Канадольского: розовый прямоугольный (70 х 65 см), с желтой каймой, в центре пришит лист бумаги со схематичным изображением Каабы; древко длиной 330 см, наконечник металлический остроконечный (1850 г.). Значок наиба Талхика: большой, черного цвета (февраль 1851 г.). Чеченский значок, взятый в бою на р. Сунже (декабрь 1851 г.): прямоугольный белый, с синей каймой и желтыми треугольниками в углах полотнища, надпись на арабском языке.
Граф Толстой, описывая в «Набеге» события в Чечне июня 1851 г., описывает и значки (впереди конницы «едут два человека на белых лошадях с красными и синими лоскутами на палках»), добавляя определение, что «значки между горцами имеют почти значение знамен, с тою только разницею, что всякий джигит может сделать себе значок и возить его». Н.Ф. Дубровин подтверждает его слова: «Каждый отдельный начальник имеет свой значок, но в команде его бывало таких значков несколько, потому что каждый джигит, уверенный в своем молодечестве, точно также мог иметь свой значок, состоящий из прибитого к древку лоскута цветной материи».

Значки наиба Бук-Мухаммада и его людей (все они отбиты при атаке аула Шеляги в январе 1852 г.): 1) серый прямоугольный (130 х 106 см), с широкой лиловой каймой; древко (285 см) с металлическим наконечником и шаром; 2) прямоугольный (71 х 52 см), с двух боковых сторон обшит широкой красной каймой; древко (247 см) с железным наконечником; 3) лиловый прямоугольный (106 х 145 см), обшит со всех сторон широкой полосой желтого цвета; древко (3 м) с железным наконечником и шаром; 4) прямоугольный (132 х 95 см), состоящий из центральной части и широкой каймы со всех сторон – две из которых голубого цвета с растительным орнаментом, полотнище окантовано тонким шнуром, древко длиной 220 см; 5-9) треугольной формы значки – зеленый, желтый (с красной каймой), белый (с синей каймой), лиловый (кайма белая), белый (кайма желтая), наконечник остроконечный; 10) белый двухконечный, с надписью на арабском языке; наконечник древка остроконечный, с кистью.

Значки Гази-Мухаммада, сына Шамиля: 1) в мае 1855 г. турецкий султан прислал ему «знамя с изображением (звезды над луной) и вокруг сияние; луна со звездой и сияние белая, а остальная часть знамени светло-зеленая. Так как оно оказалось менее здешних значков, то обшили с трех сторон широкой красной полосой»; 2) черный значок (операции в Чечне, 1859 г.). Значок чеченского наиба Эски: красный (1856 г.).

Значок селения Чох: малиновый двухконечный (100 х 94 см), в центре пришит желтый полумесяц (внутри его пятиконечная звезда), рядом – другой полумесяц и пятиконечная звезда поменьше размером в круге, по краям полотнища белая шелковая бахрома и 9 вышитых розеток, древко длиной 322 см, наконечник четырехгранный, укреплен на металлическом шаре. Значки отрядов Шамиля в 1859 г.: 1) два значка – «один серый, другой белый с синими каймами, это означало, что там были две сотни» (бой 21 июля на высотах Ахкентдаг); 2) значок жителей одного аварского аула – «из простого узорчатого ситца розового цвета, с нашитою белой луной посередине» («его им дал сам имам»).

Муртазеки

В Чечне и в Дагестане Шамиль на протяжении 1830-х гг. организовал наемное постоянное конное войско муртазикатов (муртазеков, или «муртазиков», т.е. «получающих содержание, нанимаемых» ) из людей, известных своей храбростью, преданностью имаму («которые действительно готовы жертвовать за него жизнью во всякое время») и преимущественно холостых. Целью создания муртазеков было иметь всегда готовые к бою отряды. За вычетом отряда при Шамиле (по разным данным, от 600 до 1000 чел. - однако, в "столице" имамата столько было не разместить, так что имеется в виду размещение данных муртазеков в близлежащих областях, да и оценка значительно завышена), прочие муртазеки рассылались по селениям и обществам – как по тем, откуда были родом, так и по тем, в верности которых имам сомневался. Наблюдая «за исполнением правил шариата», но постоянно готовые «к действиям по первому требованию Шамиля», они несли там особую, кордонную или караульную, службу на границе с русскими, играя роль таможенной службы и пограничных войск.

Муртазеки были освобождены от домашних работ и находились на содержании своих обществ (их выбирали с каждых 10 дворов/семейств), по другим данным – тех аулов, куда они были разосланы. Прежде они получали жалование (1,5 руб. серебром в месяц), но к весне 1843 г. «они денежное содержание не получают, а жители должны им давать хлеб, баранов, продовольствовать их лошадей, обрабатывать их поля и снимать посевы», вооружать их (эта практика существовала и в 1844 г.).

Муртазеки «участвуют во всех делах и там, где их будет находиться более, то дело непременно будет упорным»; им выделялась особая часть военной добычи. В организационном отношении муртазеки делились на пятерки (?), десятки, сотни и полутысячи, с особыми начальниками во главе. «Муртазикаты не смешиваются с ополчениями временными, но всегда остаются в составе отдельных частей, под начальством своих наибов». «Они составляют истинную опору Шамилевой власти», выполняя также роль его тайной полиции (впрочем, эта их роль в литературе значительно преувеличивается). Шамиль в начале 1843 г. однообразно одел муртазеков в желтые (черные у начальников) черкески и зеленые чалмы.

«По сведениям, представленным полков. Фрейтагом наиб иногда назначает одного общего начальника для заведывания муртазикатами, под именем мазуна, а иногда нескольких, избирая их не по храбрости, но по преданности мюридизму, так как на них возлагается и внутреннее управление деревнями. По сведениям ген.-м. Клюки фон Клугенау, наиб сам начальствует над муртазикатами и избирает только сотенных командиров... Разность в этих объяснениях может быть произошла от того, что показанный полк. Фрейтагом порядок начальства над муртазикатами существует в Чечне, а последний в Дагестане».

Точная дата появления муртазеков неясна. Уже в 1833 г., сообщает хронист, «к Шамилю от Хамзата пришел посланец с приказанием, чтобы он с муртазиками той округи выступил против селения Мушули и сломил непокорность его жителей…» Спустя три года Шамиль обязал подвластные ему дагестанские общества «содержать от каждых 10-ти дворов во всегдашней готовности по одному вооруженному человеку, с платежом от каждого двора по 1 р. в год». Всего было выставлено 1300 чел. (октябрь 1836 г.). Очевидно, это и есть муртазеки. «…Я соберу все войска ислама вплоть до Мусука, как я уже собрал всех муртазиков и других жителей соседних с Игали [аварских] селений», – писал Шамиль Ф.К. Клюки фон Клюгенау в июле того же 1836 года. «Шамиль со своими муртазиками вышел против Буцуна…» (1836 г.) , – отмечает хронист имама.
Около 1841 г. данная организация была распространена и на Чечню. Но А. Руновский упоминает чеченских муртазеков (получавших за службу по 1 руб. и 10 мер хлеба с каждых 10 домов на человека, не считая доли военной добычи) еще в «до-Шамилевское» время («это было установлено самими жителями»), приписывая имаму только изменение платы (по 1 руб. и 8 мер хлеба с каждых 20 домов) «с началом в Чечне постоянной войны», т.е. в начале 1840-х гг. И Н.И. Покровский тоже прослеживает «кое-какие данные об учреждении «постоянных кордонов» в Чечне» уже на рубеже 1840-1841 гг., раньше появления сведений о муртазеках в официальной переписке.

Число муртазеков (которое колеблется от 600 до 1000 чел. у разных авторов), похоже, вскоре превысило первоначальную цифру. По данным русской разведки, на исходе зимы 1843 г., «начиная от сел. Асса до Сугратль имеется муртазикатов до 4 тыс. человек»; в Чечне же их было более 1000 чел. Вообще, у чеченцев муртазеки и мюриды имелись, но «там число их было не так велико, как в горах»; наиб мог сам созывать муртазеков – как для обороны, так и для набега.

Как пишет Н.Ф. Дубровин (копируя записку Д.В. Пассека), «легче было иметь дело со скопищем в несколько тысяч вольного ополчения, хотя бы под предводительством самых храбрых горцев, нежели атаковать несколько сот муридов, окружавших предводителя и по силам своим избравших позицию. Первая, искусно направленная и решительная, атака обращала в бегство толпы вольного ополчения; напротив того, если приходилось иметь дело с одними муридами, то каждый пункт надобно было брать после упорного боя; огонь неприятельский был при этом самый убийственный. Тогда горцы не стреляли в толпу, но всегда прицельно, наводя по нескольку ружей на каждый проулок, на каждый угол, изворот, тропинку – откуда только могли показаться наши солдаты». Сам Д.В. Пассек (1843 г.) в отношении дагестанцев подтверждает: муртазеки «упорны и храбры до исступления, мюриды менее опасны, а поголовное ополчение вовсе не опасно». Капитан К.И. Прушановский также полагал, что муртазеки на войне «составляют самую надежную и лучшую часть сборищ горцев».

Сообщение отредактировал Макс - 15.6.2010, 10:15

[Ульянов]

Потеря неприятеля была огромная: на месте схватки подобрано 270 (или 276) тел. Столько же, если не больше, разбились при падении с крутого берега или утонули .

Это получается, что даже не каждый драгун потрудился? Можно ли считать такие потери пятитысячного отряда пехоты, рассеянного кавалерией на ровном месте, огромными?

[Макс]

Смотры

Смотр войскам Шамиль проводил, «окруженный наибами и телохранителями, которые держали над ним распущенный зонтик» (этот большой белый зонтик часто упоминается в описаниях очевидцев, наблюдавших хотя бы издалека шамилевские скопища). Палач с секирою, «похожею на секиры римских ликторов», находится также неотлучно при имаме (секиру Шамиль утратил при поражении под Кутишами в 1846 г., но изготовил себе новую – ее взяли в Гунибе; позднее секира была дарована также сыну Шамиля, Гази-Мухаммаду, «как символ власти»; еще одну получил наиб Бук-Мухаммад - и она тоже была захвачена русскими).
Воины шли «под звуки бубна и зурны», громко распевая «ля-илляхи-иль-алла». Когда имам «подъезжает к войскам или они проходят мимо его, то приветствуется ружейными выстрелами».

[Климов 2-й]

Спасибо, очень познавательно.
Еще будет что про Кавказскую войну?

[Макс]

Это получается, что даже не каждый драгун потрудился? Можно ли считать такие потери пятитысячного отряда пехоты, рассеянного кавалерией на ровном месте, огромными?

Для кавказских дел - безусловно. Горцы (и мы) превыше всего ставили цель - унести с собой трупы своих. Если горцы оставляли тела своих в сколько-нибудь значительном числе, сиречь больше пяти - значит, мы одержали победу. (Это же единственное материальное мерило нашего успеха, поскольку заявам со ссылкой на лазутчиков верится слабо - в таком случае мы все население Кавказа истребили за войну, причем неоднократно.) В данном случае - успех огромнейший и беспрецедентный!

[Макс]

Очевидец, 1855 г.:

Пруссак подпоручик Г. Бюнтинг: «С имеющими порядочный вид мюридами смешались простолюдины, грязные и оборванные, какими мы обыкновенно их видим в экспедициях и мимо которых мюриды… проезжают без внимания, или же здороваются с ними сильными ударами плети – прекрасное доказательство господствующего равенства между этими прославленными героями свободы!..» У мюридов «отличительный почетный знак – белое покрывало, обвитое вокруг папаха наподобие чалмы. Многие из них… носили орденские знаки Шамиля на груди; но не у многих эти ордена, вероятно, самой высшей степени, видел я на шее» (в другом месте автор отмечает персон, украшенных «серебряными звездами и круглыми пластинками, которыми Шамиль награждает за военные подвиги»). «Платье их было довольно однообразно: все они носили темные черкески, просто, но со вкусом обложенные золотым или серебряным галуном; их ружья, шашки, кинжалы и пистолеты были обделаны в серебро с известным, но неподражаемым кавказским искусством».
«Масса народа вокруг холма состояла из одних мюридов (только они смеют приближаться к Шамилю). Их было, может быть, до трех сот; остальные же войска, от 4000 до 5000 человек, состоящие из одной кавалерии, стояли в 600 шагах позади. …Они далеко уступали мюридам в доброте лошадей и в убранстве: это были наши старые знакомые; они были такими, какими мы имеем случай видеть их в каждом сражении. Впрочем, между ними господствовал строгий порядок, и в целом они имели сходство с нашей кавалерией: они были расставлены по отделениям, с интервалами, в две шеренги; каждое отделение имело свое знамя; начальники стояли перед фронтом и держали ружья, как и мюриды, уперши их в лядвеи»

Другой источник описывает ту же встречу: окружавшие сына Шамиля Гази-Мухаммада мюриды все были «одеты в черные, почти единообразные черкески».

P.S.
Из Журнала военных действий Лезгинского отряда (запись от 21 августа 1857 г., операции под аулами Зехиди и Гунтох): «Многочисленные и до того толпы неприятеля видимо значительно усилились вновь прибывшею кавалериею. По порядку, заметному в этом войске, и по одномастным в сотням лошадях, можно было достоверно предположить присутствие начальника с большим значением», возможно, Гази-Мухаммада.


Цитаты из мемуаров участника событий 1843 г.

При истреблении отряда Веселитского взят в плен горнист Апшеронского полка Я. Черепанов, «обязанный сохранением жизни собственно своему горну, так как Шамиль заводил тогда у себя горнистов [Шамилевский оркестр существовал после этого еще несколько лет, а вечернюю зорю в лагере Шамиля играли в кампаниях и 1846, и 1847 гг.; еще в 1853 г. по вечерам горнисты у Шамиля играли зорю, а в ответ на «Боже, царя храни!» – у горцев сыграли польку и русскую народную песню]». Когда он бежал через р. Койсу, то, «не будь он горнист, его догнали бы пули горцев, но он был дорогим приобретением», и потому за ним пустились в погоню вплавь двое горцев.

Падение Унцукуля. Поручику Аносову Шамиль вернул шашку и позволил свободно ходить по своему лагерю. Оставшимся мингрельцам 8-й роты велел выдать полную дачу чуреков и провианта, отобрал ружья и сумы, но оставил им все платье, «велев срезать только плечевые погоны. Это первый случай в котором Шамиль руководимый беглыми Поляками, изменил свою тактику, что впоследствии было для нас отчасти даже вредно; ибо солдаты стали легче смотреть на плен».

«Вообще замечено было что горцы сделались не так решительны с приобретением орудий. Возлагая на орудия большие надежды, они боялись потерять их и действовали ими только в верных случаях. За то без орудия им как бы недоставало чего, а затем и отчаянный натиск их утратил свою бешеную энергию».

11.09.1843 мимо Хунзаха проходила партия Шамиля, возвращавшаяся из Гоцатля. «Впереди ее шло человек до ста в серой одежде [шинелях] и с белыми мешками за плечами. Это была 8-я рота Тифлисцев, защищавшая Гоцатлинское укрепление, которое не существовало уже».


Попытка навербовать аджарцев для Шамиля

Хаджи Хасан Хасби, эмиссар Шамиля, с двумя товарищами-дагестанцами получил поручение вербовать для него сторонников в пределах турецких владений для отправки в Дагестан. Развернув агитацию в Аджарии, он собрал в конце 1844 – начале 1845 г. на границе провинции значительное число вооруженных людей. Часть их потом разошлась, но к марту-апрелю 1845 г. их еще оставалась пара сотен (Хасан будто бы планировал объединиться под Ахалцихе с войсками своего господина).

Турецкое правительство (в немалой степени благодаря дипломатическому нажиму со стороны России) расценило это сборище как мятеж (хотя первоначально поддерживало идею вербовки), но войска посылать медлило, так что еще в начале сентября Хасан продолжал свою деятельность. Желающим присоединиться к священной войне против неверных он предлагал следующие оклады жалованья в месяц: 150 пиастров рядовому, 350 пиастров – офицеру (аге), половина кошелька акче – знаменосцу, 1000 пиастров – майору (бинбаши).

Но вскоре Хасан исчез, опасаясь ареста (его все же арестовали и допросили, но он сбежал), а его восемь сообщников были задержаны и осуждены (1846).


Осадные операции

Гази-Мухаммад под Внезапной (1831) «усердно изощрялся в воспроизведении принадлежностей для штурма и, между прочим, устроил 140 катов, назначавшихся для закидывания рвов, каждый в 2 аршина ширины и в 1 1/2 длины, из бревен, помещенных между двумя колесами». Для атаки Дербента в том же году имам заготовил 200 штурмовых лестниц.

При осадных операциях 1843 г. горцы устраивали «фашины и туры, под прикрытием которых приближались постепенно к валу укрепления», что заслужило упоминания в донесениях, как «новый вид почти правильной осады, дотоле невиданной у горцев». В этой связи интересно отметить, что позиция армии Шамиля у оврага Теренгул в Салатавии (июнь 1844 г.) была укреплена бруствером с орудиями , который устроили «пленные или добровольно находившиеся у неприятеля поляки, под руководством начальника артиллерии и казначея Шамиля Ягья-Хаджи, слывшего в горах за искусного инженера».

Осада Ахтов (1848) показала знание горцами минирования, но уже оборона аула Салты годом ранее продемонстрировала, что «они отлично были знакомы с минною системою, и в то время, когда мы вели галерею, ухитрились повести против нас контрмину так верно, что в своих расчетах не ошиблись ни на волос… Подземная победа осталась на стороне инженеров-самоучек».


кстати о поляках Шамиля

Конечно, сообщения о «Польской сотне» в армии Шамиля принадлежат к жанру апокрифов, но поляки у имама имелись на службе.

Уже при втором имаме Гамзат-беке состоял беглый поляк С. Броневич. А Кароль Калиновский, попав в плен, оказался (1840-е гг.) в составе «Шамилевской команды», набранной из дезертиров или пленных. Юнкер И. Грамов в 1854 г. отмечает, что в резиденции имама, Ведено, кроме 200 мюридов гвардии, «находится до 340 иностранцев, большею частью из поляков». Если верить Б.-Э. Хуршу, в донесении французского консула в Трапезонде от 10 марта 1844 г. было сказано: «Почетная гвардия Шамиля состоит из 400 польских всадников, заклятых врагов России, сопровождающих вождя во всех походах», но это фантазии.

Шамиль использовал поляков для налаживания связей с их соотечественниками, верно служившими России. В 1852 г. имам рассылал неких поляков в качестве своих эмиссаров с прокламациями (на двух языках) и медалями для польских офицеров и солдат русских войск, поощряя их к дезертирству и заявляя, что они пользуются поддержкой Франции. Но их деятельность не возымела никакого практического результата. Равно как и предложение в том же году французского офицера Э. Тиллени «поднять весь Кавказ» при поддержке польских и венгерских эмигрантов, служивших Шамилю.

P.S.
Это единственное сколько-нибудь достоверное указание на венгров у Шамиля. Сообщения о присутствии среди шамилевских дезертиров финнов и прочих европейцев - фантазии дагестанских авторов.


бабы

Военная обязанность распространялась и на женщин, но только с 1845 г., когда было принято постановление о том, что «всякая женщина должна иметь пику с железным наконечником и в случае надобности сражаться вместе с мужчинами».

До этого женщины если и участвовали в оборонительных предприятиях, то на добровольной основе, иногда переодетые в мужскую одежду. Так, при атаке крепости Бурной (1831) среди нападавших «оказались даже женщины, стрелявшие по гарнизону из пистолетов».


чалмы

Открыто надев белую чалму или просто повязку поверх своей меховой шапки, горец тем самым объявлял о своей приверженности к мюридизму. Еще при Гамзат-беке подобная практика, вероятно, была не слишком распространена. Даже когда во второй половине 1830-х гг. белые чалмы стали отличительной чертой мюридов, встречались исключения: «Но тот, увидев некоторых в шапках без чалмы, спросил вновь: “Но среди них есть наши люди, не мюриды?” Юнус сказал: “Они из наших рядов, ибо у нас мюрид тот, кто повинуется аллаху всевышнему и соблюдает его религию, а не тот, кто [только] носит чалму”».

Наконец, в январе 1845 г. Шамиль обязал всех покорных ему мусульман носить на шапках повязки в виде чалмы. С точки зрения Шамиля, тюрбан (или его замену – кусок какой-либо материи, обернутый кругом шапки) «обязаны носить все добрые мусульмане, ревностно исполняющие предписания Сунната», но очень немногие разделяли его суждения.

Как и прочие суфии, дагестанцы придавали большое значение внешним знакам различия. Во второй половине 1840-х гг. в имамате была разработана целая цветовая символика тюрбана как обозначения ранга в иерархии государства.
Кади, муллы и алимы (ученые люди): зеленая чалма. (Это же был цвет чалмы сеидов, потомков Мухаммада.)
Хаджи (паломники в Мекку): чалма гранатового (согласно другой передаче слов Шамиля – коричневого) цвета.
Наибы: желтая чалма.
Пятисотенные и сотенные командиры: пестрая.
Десятники и глашатаи (чауши): красная.
Палачи: черная.
Сам Шамиль, вместе с остальным населением, носил белую чалму.

Другие источники подтверждают ношение белой чалмы имамом и желтой – наибами (ал-Карахи под 1849 г. приводит угрозы Шамиля наибам: «Поистине, я не оставлю желтой чалмы на ваших головах, если вы задумаете отступить, оставив эту крепость в руках этого проклятого»; и Минаю Шаеву во время визита к кузине Шуанат в 1848 г. указали на наиба Дубу, которого выделял желтый тюрбан).

По замечанию А.В. Крымина, все эти цвета имеют накшбандийское объяснение. Их значение можно раскрыть, ориентируясь на известные символы семи стадий суфийского совершенствования. Желтый цвет (также популярный как колер черкесок – домотканое кавказское сукно) подчеркивал принадлежность мюридов ко второй стадии «пути» – к «тарикат», в отличие от первой, «шариата», цвет которого (голубой) встречается на знаменах. Красные знамена и чалмы обозначали третью стадию – мистическое знание. Наличие белого цвета (черкески такого цвета носил не только сам Шамиль, но и ряд представителей правящей элиты имамата, включая наибов) позволяет считать, что духовное развитие вождей мюридизма оценивалось выше – на четвертую стадию – истинной реальности.


два примера: доблесть и трусость, 1843 год

Прапорщик Тифлисского егерского полка Залетов, «большой трус» (по словам самих же горцев), произведенный из унтер-офицеров, сдал свое укрепление и команду Шамилю. Причем явился он, «как рассказывали, к Шамилю по форме, с рапортом, как являются к инспектирующему начальнику».
Благодаря Залетову мы потеряли без боя укрепления Цатаных, Ахалчи и Гоцатль.

И артиллерийский прапорщик 19-й бригады Потемкин: замучен по приказу Шамиля за отказ стрелять из орудий по своим: «лишился уха, потом другого, затем носа и в конце концов был сожжен медленным огнем на углях бивачного костра» («на живот ему положили угольев»).

Сообщение отредактировал Макс - 15.6.2010, 11:49

[Лейб-гусар]

Спасибо, Макс!

[Макс]

об отношении к пленникам

К пленникам в имамате было отношение соответствующее всем нормам дикости и варварства. Собственно, а чего еще-то ожидать от горцев?..

Эпизод из вторжения армии Шамиля в Кахетию 1854 г.:
«княжна Баратова видела собственными глазами, как одного пленного ребенка, трех или четырех лет, плакавшего о разлученной с ним матери и не хотевшего смирно сидеть за седлом своего похитителя, лезгин взял за ноги, ударил головою о скалу и очень равнодушно бросил в пропасть»
(Вердеревский Е.А. Плен у Шамиля. СПб., 1856. Ч. 1. С. 66)

[Рязанцев]

Спасибо за информацию!

[Kirill]

А как бы получить этот текст для "Книжной полки"?

[kiks]

Кстати, на сайте Руниерс появились все тома Дубровина "История войны и владычества русских на Кавказе". Если нужно я могу отправить их на "Книжную полку".

[Драгун Рогожан]

Нужно))

[kiks]

Отправил.

[Макс]

Кстати, на сайте Руниверс появились все тома Дубровина "История войны и владычества русских на Кавказе". Если нужно я могу отправить их на "Книжную полку".

Так они вроде бы уже давно там висят, нет? Я во всяком случае еще в прошлом месяце скачал...

[kiks]

Все тома не так уж и давно. Хотя я успел не только скачать, но и пару томов распечатать!

[Макс]

http://www.stapravda.ru/projects/history/time/135.shtml

вот гении, даже переписать без ошибок не могли...

[Макс]

Ищу статью:

Пржецлавский. Несколько слов о военном и гражданском устройстве, существовавшем в Чечне и Дагестане, во время правления имама Шамиля // Кавказ. 1863. № 62.

[Макс]

От скуки возникла гениальная мысль реконструировать армию имамата...

ВВС будет Гамзат-беком (как никак, единственный знатный имам)...

Я - каким-нить назиром, типа там очередным Хаджиясул-Магомой...

А толстый, бородатый и чванливый беглый польский солдат Брановский у нас уже есть в живом виде...

[Макс]

http://www.chechen.org/181-chechency-v-kav...-vachagaev.html

Улыбнуло.

«Потери русских только в Чечне составили убитыми 7 генералов из 13 погибших за все время кавказской войны»

Итак, если охота считать всех генералов, погибших за Кавказскую войну (т.е. на горской территории и в действиях против горцев), исключая шедшие за то же время войны с Персией и Турцией, то убиты были 11: Бакунин, Викторов (жандарм), Вревский, Греков, Гуляков, Ивелич, Круковский, Лисаневич, Пассек, Слепцов, Фок.
Гулякова можно не считать, поскольку формально в хронологию Кавказской войны он не входит. Итого 10. (По сравнению с Наполеоникой - пхе...)
В Чечне из них погибли Викторов, Греков, Круковский, Лисаневич, Пассек, Слепцов и Фок – здесь автор не ошибся.
Правда, не счел «нужным» помянуть, что из них двое убиты предательски и вне боя – Греков и Лисаневич. (По такой логике и Шуаиб-мулла [его собственные мюриды прирезали на дому] - герой газавата [вообще, какой интересно мог быть газават, когда война активно велась против мусульман же?!] и шахид.)
А еще трое были «фигурантами», отправившимися в поход ради возможности мелькнуть в нужное время возле начальника отряда и получить орден: Бакунин (Дагестан), Викторов, Фок.

«В 1859 году князь Барятинский ввел на территорию Чечню 113 тыс. армейский корпус, превышавший таким образом все население Чечни (90-95 процентов которого составляли женщин, старики, дети и люди далекие от войны, на момент покорения в 1859 году их было всего - 98 тыс. чел).»

Вообще, конечно, подход типичный. Берется (см. выше в тексте статьи) общая цифра для русских войск на Кавказе, включая всех и вся – от писарей и обозников до батальонных адъютантов гарнизонов. И сравнивается со схематичными и заниженными цифрами для «мюридов» в Чечне у Сафарова (чья биография тоже изложена с ошибками – он, кстати, благополучно пережил крушение имамата).
По такой логике, надо было подсчитать все боеспособное население Чечни, всего подвластного имаму Дагестана, всех черкесов, весь прочий не подчиняющийся русским мелкий сброд, и после этого сравнивать.
Но логика, конечно, «правильная»: в иных советских работах о ВОВ, говорят, появляется – берется одна армия (хотя на данном участке фронта она, мягко говоря, далеко не единственная), а то и чуть ли не одна дивизия, и сравнивается со всеми силами вермахта на том фронте, где развертывается противостояние.

Ну а насчет 90-95 процентов населения как небоеспособного – это, во-первых, на совести самого автора, а во-вторых, имам Шамиль об этих процентах не знал и преспокойно приказывал вооружать мальчишек хоть 12 лет еще задолго даже до кризиса имамата.

факты: К 1842 г. «мальчикам приказано было завести и носить оружие, чтобы привыкнуть к обращению с ним».
Когда в мае 1844 г. был объявлен сбор всех способных носить оружие в Гехинском лесу, лазутчик «видел сам 12-ти-летних мальчишек с ружьями в лесу»

Ну а то, что женщины и дети при обороне аулов были активными участниками последней – как бы известнейший факт.

Собственно, странно, что фанаты горской совести не возражают, когда, допустим, в 1843-м Шамиль в Аварии собирал до десятка тысяч и более против немногих сотен штыков в конкретном укреплении, а то и меньше (Гергебиль обороняли две роты; нынешние кавказские «исследователи» превратили их в два батальона). Но с военной точки зрения, и Шамиль, и Евдокимов с Барятинским действовали совершенно правильно – принцип концентрации сил, в данном месте надо быть сильнее врагов. И стоит ли по этому поводу патетически обвинять русских, попутно выдумывая и про 113-тысячный корпус? (Евдокимов был бы и рад иметь столько, но во-первых, нету, а во-вторых, как эту ораву прокормить-то?)

[Макс]

Продолжение

Товарисч отжигает:

Предательством было согнать людей в Майртуп якобы для переговоров и разоружить их, при этом унижая их честь и достоинтсво, оскорблять старика ( по крайней мере, именно это считается предательством в цивилизованном обществе) и гибель в таком случае двух генералов , было не в результате "предательства" , а геройством старика чеченца зарезавшего двух своих обидчиков, будучи в окружении несколько сотен русских казаков....Читайте первоисточник, в докладах и рапортах с мест, опубликованы акад А.Берже в АКАК....

Во-первых, дело было в Герзель-ауле.
Во-вторых, их не согнали, а вызвали. Причем еще вооруженных.
В-третьих, мулла не был стариком.
В-четвертых, он не был чеченцем.
В-пятых, героизмом такое поведение можно считать, только обкурившись.
В-шестых, "в окружении нескольких сотен русских казаков" это круто. И вымышленно.
В-седьмых, в АКАК, кстати, об этом ничего не помню.
И наконец, в-восьмых, генералов убил кумык, и согнанные горцы тоже были кумыками. Не чеченцами.

Итак, летом 1825 г. кумыки из Старого Аксая, изменив нам, «с самого начала возмущения соединясь с чеченцами, они вместе с ними осаждали Герзель-Аул и много наносили вреда осажденным. Зная хорошо местоположение и слабейшие части укрепления, они направляли на них нападения. Особливую же услугу [они] оказали бунтовщикам тем, что отрезали воду у гарнизона и тем довели было его до опасного положения».

Что касается самого инцидента 16 июля 1825 г. с Учур-муллой (Учар-хаджи): учитывая противоречие версий:
- по одной, Учура выкликнули по списку и, после промедления (иногда добавляется, что его пришлось вызывать трижды, уже «с бранью и угрозами») вывели из толпы (либо он выдвинулся сам), после чего Лисаневич приказал переводчику Соколову снять с муллы кинжал, но тот выхватил свое оружие (или даже сам начал расстегивать ремень, но вдруг выхватил кинжал из ножен) и бросился на генералов (и был в итоге убит кумыками же – князем и узденем из свиты генералов; или армянином; или чеченцем из свиты пристава кумыков).
- по второй, мулла, вызванный по списку, противился, но когда его принудили, он, тихо подойдя к генералу Лисаневичу, вдруг бросился на него с кинжалом, который он до того скрывал под одеждою.
- по другой версии, более литературной и позднее-романтической, неповиновение муллы вызвало у Грекова приступ ярости, он ударил его и приказал отобрать кинжал, а тот бросился на генералов, убил Грекова, а потом смертельно ранил Лисаневича. Волконский сам признается, что «об этом ударе совершенно случайно упоминает в донесении своем к нему [Ермолову] от 24-го июля за № 15 окружной начальник в Дагестане г.м. фон Краббе», зато почему-то ни слова, например, в письме к Ермолову от подполковника Сорочана, лично присутствовавшего на месте драмы и принявшего командование войсками левого фланга после смерти Грекова и Лисаневича. При этом более достоверные версии говорят о ведущей роли Лисаневича, во-первых, а во-вторых, о том, что Лисаневич стоял ближе всего и первым получил удар, Греков же – на некотором расстоянии.

Приходим к выводу, что перед нами очередной необразованный и ограниченный мулла-фанатик (ничего не говорится о том, что он был пожилого возраста или старик), которого потом объявили святым и мучеником веры. Его никто не бил, но дикарю хватило требования снять кинжал (при том, что двое – а по иным известиям, трое-четверо – старшин спокойно разоружились до него). И он, естественно, не захотел (да и не смог бы) задуматься о последствиях своей глупости хотя бы не для себя, а для прочих аксаевцев. (Впрочем, это не помешало одному акушинскому кади пятью годами ранее обратиться с безумной оскорбительною речью к Ермолову – его выдрали плетьми акушинские же старшины.) И поступок дикаря-фанатика действительно привел к тому, что все прибывшие на суд горцы были перебиты солдатами в возникшей суматохе.

Похоже, у обоих генералов даже не было оружия при себе – они погибли по собственной неосторожности. Да и кто мог ожидать от кумыков такой воистину запредельной глупости?
Бесспорно, ошибкой был отданный умирающим Лисаневичем приказ «Коли их!», но горской подлости это не оправдывает. При этом сами кумыки отнеслись к кровавому возмездию как законному и остались спокойными.

Подытоживая: во-первых, чеченцы могут себе не льстить, записывая на свой «счет» в боевые потери русской армии Грекова и Лисаневича – это «заслуга» кумыков (ибо, надеюсь, никто в здравом уме не будет отрицать причастности жителей Аксая к кумыкскому племени?), к тому же очередное проявление азиатского коварства, изуверства и варварства.
А во-вторых, рассуждая о наказании мятежных аксаевцев (до покушения) – с азиатами иначе было нельзя. Это не значит, что им был знаком только язык силы, но без него разговор начинать вообще не стоило. Увы, эта мысль и поныне недоступна дипломатам и политикам европейского типа.