О короле Людовике XIII Опции

[Бобровский Д.]

Собственно сам основатель роты мушкетеров Королевского Дома- Людовик 13 Французский (27.9.1601-14.5.1643гг.) Детский доспех короля. 1610г. 1метр 34см. Доспех короля датированный 1620-1630гг. 1метр.40см.

Сражение при Пон-Де-Се.
Перевод из главы «Вторая война между матерью и сыном». Сражение при Пон-де-Се.

В начале лета 1620 года ситуация была весьма угрожающей. Западные провинции были в руках мятежных грандов. Лонгвиль держал Нормандию (которую Люинь выменял у него на Пикардию), Вандом - Бретань, Роган - Пуату, д'Эпернон - Ангумуа, Онис, Сентонж и Лимузен, герцоги Майен и Роклор - Гиень, герцог де Монморанси - Лангедок, не считая Ла Валетта, который прочно основался в Меце и мог позвать на помощь войска из Германии. И это было не все. Мария Медичи обратилась к великому герцогу Тосканскому, герцогу Савойскому и к королю Испании, рассчитывая получить от них денежную, военную и дипломатическую помощь в войне против своего сына. Ее войска насчитывали 30 000 человек пехоты и 3000 всадников.
Учитывая менталитет эпохи, она не была простым частным лицом. Вдова Генриха IV, мать царствующего короля, член королевской фамилии, она несла в себе частицу монархической легитимности. Казалось естественным, что она должна заседать в Совете вместе со своим сыном. Вот почему гранды сплотились вокруг нее. <...>
3 июля 1620 года в Лувре собрали королевский Совет. На нем столкнулись две стороны: Конде, выступавшего за немедленные военные действия, особенно в направлении Нормандии, и Люиня и барбонов, старых советников Генриха IV, напуганных внезапной военной мощью вдовы Генриха IV. Каждая сторона приводила свои аргументы. Конде говорил, что его величество не знает своей силы, пусть он идет прямо на Нормандию и все будут ему подчиняться. Бывшие министры Генриха IV отвечали, что нельзя быть в этом уверенным и что его величество обладает всего лишь небольшой армией и недостаточными средствами. Что будет, если в отсутствие короля мятежники возьмут Париж? Армия Майена, сформированная в Анжу, может занять его, и тогда то будет неисправимым поражением. Людовик, не говоривший до этого момента ни слова, вышел из своего молчаливого состояния. Он начал говорить и говорил как король: "Среди стольких врагов, которые сейчас существуют, надо идти на тех, кто больше и ближе: это Нормандия. Мое решение: идти вперед и не ждать в Париже, пока мое королевство будет в их власти и мои верные подданные будут угнетены".
После того, как Совет закончился, главный прево Нормандии, Пьер Ле Блан дю Роле стал вновь настаивать на том, что решение короля было слишком рискованным. "Вас не было на моем Совете, - ответил ему король, - на котором я принял главное решение: знайте, что с помощью оружия я раздавлю всех моих врагов, потому что они не могут меня ни в чем обвинить и я не обидел никого из них. Вы будете иметь удовольствие это увидеть."
Не откладывая дела в долгий ящик, король на рассвете 7 июля вышел из Парижа с 3000 пеших и 200 конных под командованием Шомберга, Пралена и Креки. Бедный король, это были все его силы, состоящие в основном из его военного дома: охраны, швейцарцев, жандармов, кавалерии и французской гвардии! Чтобы быть лучше различимым, он надел белый камзол с белым воротником, белый шарф главнокомандующего и белое перо на шляпу - подражание и культ отца, завоевателя своего королевства. Он прекрасно держался в седле Армениля, своего большого испанского скакуна.
Утром 8 июля его армия подошла к воротам Руана. Герцог де Лонгвиль отступил со своими войсками, и Людовик вошел в город без единого выстрела. Его встретили бурными приветствиями. Королевское правосудие торжественно лишило прав мятежного герцога. Напуганное окружение советовало королю ограничиться этим успехом и не идти на Кан, где укрепился Лонгвиль. Людовик отверг их доводы: «Опасностью больше, опасностью меньше! Идем прямо на Кан!» Не имея проницательности и военных талантов победителя при Иври, он раскрыл свои способности прекрасного воина, отличавшегося поразительной стойкостью и выносливостью и безразличием к непогоде. В течение трех часов, верхом под проливным дождем, он присутствовал при переходе своих войск. Приблизившись к мятежному городу, он выехал вперед обследовать местность, замечая малейшие детали и ища место, где можно было бы наиболее эффективно перевести свою кавалерию.
Прибыв в Эсковиль неподалеку от Кана, он приказал принести карты окрестностей и, выслушав мнения офицеров, расставил сам посты кавалерии и наметил направления, в которых будут высланы разведчики. 15 июля в 11:30 утра после завтрака, во время которого он всего лишь выпил немного кларета, разбавленного водой, король одел доспехи и бесстрашно спустился в открытую траншею перед городом. Скромно одетый, со шпагой на боку, он походил на монахов-воинов времен крестовых походов. Он знал всех офицеров, в том числе и низшего ранга, по их именам. Когда по ним открыли мушкетный огонь, он посмеялся над солдатом, охваченным паникой и бросившимся на землю. Он невозмутимо, выказывая полное презрение к опасности, продолжал изучать вражеские войска без малейшего страха. Его пытались заставить отступить. Он всех заражал своим воинственным пылом, и именно он придавал силы своей маленькой армии.
Жители Кана сдались. «Я не желаю церемоний, - сказал Людовик. – Продолжайте мне служить, и я буду вам хорошим королем». Пробыв в городе два дня, он его оставил. Нельзя было задерживаться в Нормандии. 2 августа армия была в Ле-Мане. Далее она взяла путь на Перш, где не встретила никакого сопротивления, и спустилась к Анжу.
Мария Медичи за стенами Анжера приказала вооружить армию, поднять налоги и нанять крестьян копать траншеи, защищавшие ее войска. «Надо начать сражение по ту сторону Луары», - сказал король. Тем не менее, из-за уважения к своей матери, он не хотел захватывать город и решил бросить свои силы на переправу Пон-де-Се: два полуразрушенных моста, защищенные редутами, которые занимали войска под командованием герцога де Реца.
Странный король, одновременно застенчивый, заикающийся, полный комплексов, но наделенный безупречным мужеством, держал себя с озадачивающей всех непринужденностью, пряча свои слабости за талантом военачальника. В ночь, предшествующую битве, в замке Ла Верже, где он разместил свою ставку, он сверился с картой и понял, что его кавалерия плохо расположена. Он немедленно отдал приказ поменять ее расположение. Теперь он располагал 5 000 пехотинцев, 600 кавалеристов и двумя пушками. 7 августа, в 6 часов утра, после бессонной ночи он стал ждать на поле битвы полномочных представителей противника. К несчастью, Мария Медичи имела привычку спать долго: ее не решились разбудить. В полдень время отсрочки истекло. Скрупулезно проверив расстояние между батальонами инфантерии, эскадронами кавалерии и швейцарцами, он отдал приказ начинать атаку, невзирая на возражения Люиня.
Королеву-мать окружали неопытные военачальники: молодой Суассон, герцог де Немур или ни на что не способные, как маршал де Буа-Дофен. Другие, Роган, Майен и д’Эпернон, были далеко, рассеянные по провинциям. Их армии таяли. Приближенный Марии, Луи де Марильяк, брат интенданта юстиции Анжу, получил звание главного маршала. Ему поручили согласовывать расположения войск, но он был занят борьбой со своими соперниками. Герцогу де Рецу, бывшему в Пон-де-Се с 1200 пехотинцев и 300 всадников, Мария Медичи приказала защищаться, не атакуя королевские войска, что тому не понравилось, и он ушел со своими людьми. Это было катастрофой для мятежников, у которых оставалось только 2000 пехотинцев, сто всадников и три пушки. Покрытый пылью Вандом, вернувшись в ставку королевы-матери в Боро, воскликнул: «Мадам, я бы хотел умереть!», на что фрейлина королевы ответила, что для исполнения этого желания ему нужно было остаться на поле битвы. Командующий легкой кавалерией Сент-Эньян сопротивлялся королевским войскам. Битва длилась три часа. На поле брани осталось несколько сотен убитых. Многие, пытаясь спастись вплавь, утонули. Другие, пытавшиеся скрыться в заросших берегах Луары, стали жертвами местных крестьян, жаждавших отомстить за их набеги и поднятые налоги. Сент-Эньян был взят в плен, а Вандом спасся вплавь. Так закончилась «смешная история Пон-де-Се», как ее прозвали историки, желая подчеркнуть ее военную незначительность, смешная история, которая, на самом деле, таковой не являлась.
Мария Медичи отказалась продолжать сопротивление, сбежав на юг, и ей не оставалось только покориться. 8 августа 1620 года в удушающую жару Людовик, проведя 17 часов в седле, вошел в Анжер. Мир был подписан двумя днями позже благодаря ловкости Ришелье. Он сумел вовремя завершить конфликт двух сторон. Статьи Ангулемского договора были возобновлены, и было дано прощение всем грандам, их приближенным и всем мятежникам, в течение десяти лет не дававшим никакой передышки государству. Даже Сент-Эньян, осмелившийся сопротивляться королевским войскам в присутствии самого короля, избежал смертной казни. Мария Медичи получила 300 000 ливров на выплату своих долгов. Обычаи регентства трагически продолжались, но кто в этом виноват?.. Чтобы заплатить за все его безумства, нужно было создать впечатляющее количество новых должностей. Обязавшись жить в мире с королем, Мария получила обещание позже быть введенной в королевский Совет. На полях договора было обозначено, что Ришелье выдает замуж свою юную и прелестную племянницу Мари-Мадлен де Виньеро, м-ль де Пон-Курле, дочь его сестры Франсуазы дю Плесси, за Антуана де Рур де Комбале, племянника королевского фаворита. Это была идея отца Жозефа, решившего примирить двух соперников. Что же касается кардинальской шапочки, то она была ему формально обещана под давлением Марии. Бранясь, Людовик подписал официальное прошение Папе 22 августа. Казалось, между Ришелье и Люинем царит полное взаимопонимание. Они клялись друг другу в искренности и дружбе. Это была лишь видимость. На самом деле, фаворит решил не отсылать это прошение, которое делало его слишком умного противника настоящим политическим соперником. Тайком он и Пюизье поддержали кандидатуру Ла Валетта, архиепископа Тулузского и сына герцога д’Эпернона. Именно он получил кардинальскую шапочку в январе 1621 года.
13 августа 1620 года Мари вновь встретилась со своим сыном в замке Бриссак возле Анжера. Она вышла из своих носилок в сорока шагах от спешившегося короля. Они приблизились друг к другу, без эмоций поцеловались и разошлись. Комната Юдифи, где они обменялись несколькими словами, до сих пор существует. Их встреча была холодной. В то время как она перебралась в Фонтенбло, ожидая своего возвращения в Париж, Людовик подписал «декларацию невиновности своей высокочтимой госпожи и матери». Мария на этот раз решила не ввязываться в интриги и следовать советам г-на де Люсона, который в очередной раз спас ее от провала.



Сражение на острове Рие 16 апреля 1622 года.


13 апреля 1622 года Людовик XIII узнал, что герцог де Субиз укрепился на узкой болотистой полосе сущи, недалеко от Сен-Жиль-сюр-Ви, - на острове Рие, до которого нельзя было никак добраться, кроме как по болоту. Он немедленно решил его атаковать со своими войсками, шестью полками инфантерии и восемью пушками. Никто из военачальников не поддержал королевского замысла. В субботу 16 апреля в полночь он повел кавалерию в атаку, не дожидаясь подхода инфантерии. Он был одет в кирасу и набедренники, на голове его был шлем, увенчанный большим белым пером. Местные крестьяне указли ему место, где можно было пройти вброд, что он с легкостью и проделал. При первых лучах солнца, когда прилив отрезал ему дорогу назад, король атаковал войска Субиза во главе всего лишь 400-500 всадников. Он хотел умереть или победить. Не ожидавшие такого тактического хода и такого стремительного натиска гугеноты в беспорядке начали разбегаться по болотам. Сражение длилось весь день. Королевская армия понесла незначительные потери. Со стороны протестантов были убиты сотни людей, захвачены знамена и орудия. Субиз смог бежать, вернувшись в Ла Рошель всего лишь с тридцатью всадниками. Людовик, весь день сражавшийся в условиях, когда вода доходила лошади до груди, смог отдохнуть только в 8 часов вечера в деревне Аспремон. Завернувшись в широкий плащ, он упал на койку, покрытую соломой, которая накануне служила ложем для его врага, и заснул.
На следующий день он написал своей матери: "Я был 16 или 17 часов верхом и испытывал такое удовлетворение, что не чувствовал бега времени и не испытывал ни малейшего неудобства из-за жары". Восхитившись его победой, Мария выразила беспокойство его неустрашимостью. "Как и самый последний дворянин в вашей армии, вы испытываете ту же усталость. Простите меня за то, что я вам это говорю, но к моей радости, которую мне доставило ваше письмо, примешивается и удивление. Во имя Господа, не поступайте так больше, подумайте о том, что вы король и что вы должны сохранить себя для вашего народа".
Королю было 20 лет. Он достиг середины отпущенного ему на земле времени. Он был "настоящим сыном Марса, воинственным и неутомимым". Он без стаха спускался в траншеи, забирался на выступы, чтобы лучше видеть врага. Снаряды падали в друх шагах от него; несколько раз ему чуть не оторвало голову. Он пьянел от запаха пороха, боя барабанов, грохота пушек, града снарядв, звона шпаг. "Я видел, - пишет в своих мемуарах Бассомпьер, - многочисленные и различные действия короля в многочисленных опасных местах и скажу без лести и без желания угодить, что никогда не видел ни мужчину, ни короля, который был бы настолько уверен в себе, как он". Несмотря на его кажущуюся холодность, к своим солдатам он был добр, сочувствовал им и выказывал большую заботу, например, приказывая своим собстенным поварам печь хлеб, если его не успевали подвезти. Однажды он бросил кошелек с пистолями женщине, у которой после прохождения армии все хозяйство было расхищено. В вечер битвы он никогда не забывал навестить раненых, чтобы их утешить, подбодрить, распределить между ними деньги, и на следующий день всегда требовал приносить ему новости о них. Часто он посылал им своих хирургов и медиков. Отрывки из книги Жана-Кристиана Петефиса-"Людовик 13" 2008г.

Отрывки из книги Жана-Кристиана Петефиса-"Людовик 13" 2008г.

[Бобровский Д.]

Изгнание англичан французами с острова Ре. Неизвестный художник 18 века с оригинала Ж.Колло.
Осада
Ришелье, которого детально информировали о приготовлениях и намерениях Англии, услышал в мае о том, что на английские корабли грузят зерно. Он сам сосредоточил в Пуату армию, генералом которой значился Гастон, брат короля, однако реальное командование осуществлял герцог Ангулемский. Хотя формально война Франции не объявлялась, было ясно, что действия англичан будут направлены против Ла-Рошели и островов Ре и Олерон, расположенных у входа в ее бухту, с тем чтобы попытаться поднять гугенотское восстание во Франции. В течение ранней весны 1627 г. Ришелье организует оборону, выделяя на необходимые нужды собственные средства и потратив в общей сложности около двух миллионов ливров, к которым он добавил четыре миллиона, собранных как частные пожертвования.
19 июня Бекингем отдает приказ об отправке в Ла-Рошель нескольких пехотных полков, ошибочно полагая, что там их ждет радушный прием. Корабли должны были высадить гарнизон и отправиться дальше, чтобы освободить английские корабли с грузом вина, все еще стоявшие в Бордо и по-прежнему служившие поводом для большого недовольства. 27 июня Бекингем отправляется в плавание с 98 кораблями, из которых 74 были боевыми, а остальные везли припасы. В его распоряжении были 4000 матросов и морских офицеров, а также еще 8000 вооруженных человек. Бекингем заявлял, что его цель — заставить французского короля уважать права гугенотов — граждан Ла-Рошели.
О выходе английского флота из Портсмута в Париже стало известно 30 июня, через три дня после его отплытия. Немного позже был получен рапорт о том, что корабли уже стали видны из Бреста. Тем временем герцог де Роган собирал гугенотские силы на юге. Людовик XIII и Ришелье выехали из Парижа на юго-запад 28 июня, но Людовик почувствовал сильное недомогание в Вильруа, во время второй остановки на ночлег. Ришелье самого мучили лихорадка и бесконечные мигрени, но он день и ночь проводил у постели короля, лично ухаживая за ним. Этим двум людям пришлось полагаться друг на друга в осуществлении своего общего патриотического замысла, в данный момент зависевшего от них обоих, и Ришелье ни на мгновение не забывал о том, что смерть Людовика XIII повлечет за собой восшествие на престол его брата.
Восхищенные отзывы о том, насколько сосредоточенно и самозабвенно Ришелье вкладывал всю свою нервную энергию в ведение дел, стали общим местом. Однажды в течение четырех недель он отправлял по семь и более курьеров в день. Многие из его подчиненных были духовными лицами, обладающими талантом организации военных действий; они прочесывали побережье в поисках всего, что плавает и может быть использовано для оказания помощи Сен-Мартену — более крупному из двух фортоз на острове Ре. Если падет Ре, нельзя будет защитить остров Олерон, а если падет и он, Ла-Рошель нельзя будет отрезать от моря.
Именно из-за болезни короля — по-видимому, очень серьезного обострения его проблем с кишечником, несомненно усугубленного тревогой по поводу политической и военной ситуации, — командование армией численностью около двадцати тысяч, нацеленной на Ла-Рошель, было передано герцогу Ангулемскому. Королю новостей не сообщали, поскольку они могли только расстроить его. Рассмотрение общих вопросов было передано Марии Медичи, чтобы освободить короля от забот по управлению землями к северу от Луары на период проведения кампании. Шомбер отвечал за военные приготовления, а Ришелье — за военно-морские силы и в целом за оборону западного побережья.
Утром 20 июля, во вторник, флот Бекингема появился у берегов острова Ре, тысячный гарнизон которого под командованием талантливого генерала (marechal de camp) Туара был рассредоточен по двум фортам. Один из них — Сен-Мартен — был полностью во всеоружии и практически неприступен, другой же, Ла-Пре, все еще пребывал в состоянии неготовно¬сти. Несмотря на опустошительные налеты англичан, Ришелье удалось собрать флот из пятидесяти кораблей.
21 июля англичане открыли огонь по двум этим фортам. Туара не смог предотвратить высадки 2000 людей Бекингема у Саблансо, на самой восточной оконечности острова, расположенной ближе всего к Ла-Рошели, и ему пришлось отступить. К 27 июля он уже вынужден был укрыться в Сен-Мартене, оставив остальной остров Бекингему, который теперь смог высадить все свои войска. Бекингем гарантировал Туара перемирие, для того чтобы тот мог похоронить своих убитых, и благородно отдал им дань уважения. Имел место и чисто рыцарский обмен дынями и оранжадом. На самом деле Туара потерял убитыми около 200 человек, включая собственного брата. Теперь он оказался в осаде, доступы к Сен-Мартену как с суши, так и с моря были блокированы.
Туара был отрезан от снабжения, болен, а его гарнизон начинал терять моральный дух. Положение казалось ему настолько безнадежным, что он послал на материк трех пловцов с одним и тем же отчаянным сообщением: он не в силах больше держаться. Только один из них доплыл до берега, но Ришелье все-таки смог снарядить флот в пятнадцать небольших кораблей с продовольствием, из которых тринадцати удалось прорваться к форту ранним утром 7 сентября благодаря высокому приливу. Во время следующего прилива, 7 октября, англичане были уже во всеоружии, и состоялась битва. На этот раз двадцать пять из тридцати пяти кораблей с провизией и подкреплением прорвали блокаду. Ришелье и Шомбер, понимая, что Туара вряд ли удастся продержаться дольше, чем до середины ноября, задумали смелый план переброски с острова Олерон 6000 человек, 300 лошадей и шести пушек под командованием Шомбера.
Предупрежденные и напуганные англичане вынуждены были 6 ноября предпринять поспешный и плохо подготовленный штурм форта. Он был отражен, отчасти из-за того, что лестницы оказались слишком короткими. Когда Шомбер, прибывший ночью 8 ноября с пятьюдесятью четырьмя шлюпками, высадился на берег, он обнаружил, что все англичане покинули остров. Погибло более полутора тысяч англичан, прежде чем остальные, забрав с собой де Субиза, смогли отплыть, спасенные благоприятствовавшим им течением. Марийак написал донесение, в котором сообщалось, что победа была, главным образом, заслугой Ришелье. Ришелье, в черной сутане, кирасе, накрахмаленном воротнике, фетровой шляпе с плюмажем, с рапирой под красной кардинальской мантией, сам руководил окончательным взятием острова.
Когда Бекингем только прибыл сюда, де Субиз отправился в Ла-Рошель, где жила его мать, герцогиня де Роган, чтобы разведать обстановку в самом городе. Поначалу его отказывались принять, и мэр умолял его уйти, но в конечном итоге ему удалось расколоть население на две части: тех, кто хотел мира, процветания и не желал иметь с англичанами ничего общего (это были по преимуществу купцы и должностные лица), и тех, кто под влиянием своих пасторов стремился установить теократическое правление. Именно из рядов последних и был выбран новый мэр. Восемьсот горожан отправились предлагать свои услуги Бекингему, а Ла-Рошель провела лето, осторожно оцениявая ситуацию на предмет извлечения из нее каких-либо религиозных преимуществ без ущерба для коммерческого процветания.
Предположительно, именно осуществленный Ришелье 7 сентября успешный прорыв блокады острова Ре со стороны моря побудил гугенотов 10 сентября обстрелять французские отряды, проводившие вокруг города подготовку к осаде, и тем самым начать открытые враждебные действия между городом и королем. До сих пор жители крепости считали себя верными королю, но они связали себя с англичанами, использование которыми Ла-Рошели в качестве плацдарма Ришелье твердо намерен был предотвратить. Он объясняет свою политику в письме от 8 октября к Конде, на которого было возложено подавление мятежа в Лангедоке. Вопреки навеянным крестовыми походами фантазиям Берюля, возведенного в сан кардинала по рекомендации Ришелье и просьбе короля, а также мнению отца Жозефа, Ришелье ясно давал понять, что его заботит не религия, а политика. Гугеноты, по его мнению, стали представлять реальную угрозу единству Франции.
Король к этому времени уже выздоровел, но он едва избежал гибели, и его новый доктор, преемник Эруара, настаивал на осторожности. Стратегическое управление по-прежнему находилось в руках Ришелье, хотя с августа 1627 г. в рассылаемых приказах значилось: «отдан в присутствии короля». Ришелье также принял на себя непосредственное командование армией. Как и его генералы, Луи де Марийак и Бассомпьер, Ришелье старался избежать непосредственного штурма, отдавая предпочтение плану королевского архитектора Метезо, заключавшемуся в том, чтобы отрезать город со стороны открытого моря, построив поперек гавани, но вне пределов досягаемости крепостных орудий, полуторакилометровую дамбу из булыжников, каменной кладки и разоснащенных старых кораблей, с пушками, стоящими на прикрепленных к ней плавающих платформах; дамба должна была иметь небольшой, способный пропустить только маленькое судно разрыв, на который были нацелены артиллерийские орудия. Королевский флот предполагалось разместить поблизости. План был успешно осуществлен, и к январю 1628 г. Ла-Рошель была надежно блокирована и со стороны суши, и со стороны моря.
Состояние здоровья короля не позволяло ему снова присоединиться к армии, но он был достаточно дееспособен для того, чтобы вернуться в Париж, наделить королеву-мать полномочиями регента на время своего отсутствия, а 20 сентября отправиться в Блуа, куда к нему 1 октября приехал Ришелье. 7 октября они снова встретились в Партене, чтобы вместе отправиться в Ла-Рошель, куда прибыли 12 октября. Ришелье сразу же занялся подготовкой всего необходимого для осады, — от судов из Испании и Нидерландов до пушек, людей, денег и обмундирования, поступавших изо всех уголков Франции. Ришелье сделал новые займы, но создание длинной линии укреплений вокруг города продвигалось медленно, и денег, для того чтобы обеспечить тройную оплату, требуемую четырьмя тысячами солдат в качестве компенсации за энтузиазм и опасности, которым они подвергаются, едва хватало. К. тому же Гастон, недовольный тем, что Людовик взял на себя командование, удалился в Париж, а Бассомпьер какое-то время отказывался выполнять приказы герцога Ангулемского.
В качестве своей ставки Ришелье выбрал маленький замок у моря — Пон-де-Пьер, — такой незащищенный и изолированный, что гугеноты решили попытаться, наняв шайку авантюристов, напасть на него и похитить Ришелье. Ко они недооценили защиту, которую обеспечивала кардиналу его собственная служба информаторов. В ночь нападения заговорщики встретились не с кардиналом, а с отрядом мушкетеров и несколькими эскадронами кавалеристов: отца Жозефа, поселившегося в одном кз садовых павильонов замка, вовремя проинформировал один католик из Ла-Рошели.
Людовик, которому не дали отправиться на остров Ре вместе с направленными туда отрядами, проводил время в седле, инспектируя свои войска и проводя учения. 25 ноября король писал своей матери, что он не обретет покоя до тех пор, пока не завершится это предприятие. Однако он снова заболел и был вынужден покинуть линию фронта; когда он получал известия о том, что ларошельцы вырвались из крепости и захватили французских заложников, или о том, что к городу смог пробиться груженный продовольствием корабль, Людовик впадал в депрессию. Ришелье, которого попросили предоставить общий отчет о ситуации, вынужден был сообщить королю, что гугеноты, Англия, Савойя, Лотарингия и император Фердинанд II сформировали антифранцузский блок. Для Ришелье, чье будущее и мечты сейчас зависели от упреждающего сокрушительного удара по гугенотской оппозиции во Франции — необходимой прелюдии к созданию национального государства, — единственно возможным решением было скорейшее взятие Ла-Рошели.
В мрачном настроении, раздраженный на Ришелье, психически подавленный и физически больной, король отбыл в Париж за врачебным советом. Ришелье убедил Людовика оставить все командование на него, наделив его чином General de l`armee du Roi devant La Rochelle et provinces circonvoisenes (генерал армии короля при Ла-Рошели и в окружающих провинциях) и оставив при нем двух государственных секретарей. Людовик уехал 10 февраля, разразившись слезами сразу после того, как расстался с кардиналом, и оставив эмоциональную записку со словами благодарности и тревоги за него, а также с настоятельной просьбой избегать опасностей; тем же вечером он написал Ришелье еще одно письмо, заверив в постоянстве своей привязанности и в том, что, лишенный его наставничества, он ощущает чувство утраты. Ришелье, у которого сразу же снова качался жар, был тронут, получив письмо короля, и не менее эмоционально ответил ему. Он продолжал ему писать, детально докладывая обо всем происходящем, а Людовик внимательно читал эти письма, делая на них пометки.
Кампания шла из рук вон плохо. Армия Ришелье разваливалась на части, теряла моральный дух, а вылазки гугенотов становились более частыми и успешными. 12 марта 1628 г. была предпринята неудавшаяся попытка проделать брешь в городской стене, у ворот Порт-Мосек, через которые проходили лодки, добывавшие соль из болот. Место предполагаемого пролома находилось над канализационной сетью, о которой было известно отцу Жозефу. Сам Ришелье в сопровождении около пяти тысяч человек прождал всю ночь, готовый войти в город, но группа подрывников заблудилась.
Внутренние враги Ришелье пытались задержать короля в Париже, оставив кардинала на произвол судьбы перед лицом, как казалось, неудавшейся блокады, но Людовик сдержал свое обещание вернуться в апреле и, прибыв под Ла-Рошель в понедельник Страстной недели, был обрадован сильно продвинувшимся строительством дамбы. Мария Медичи написала Ришелье о том, как доволен король всем, что тот сделал. Когда в мае показался английский флот с провизией для осажденного города, Людовик запретил Ришелье лично участвовать в морском сражении на одном из кораблей. Английский флот отступил прежде, чем орудия, расположенные вдоль дамбы, успели дать первый залп. Предприняв чисто символическую попытку оказать помощь голодающим жителям Ла-Рошели 16 мая, английский флот необъяснимым образом удалился 18-го числа.
Жители Ла-Рошели возлагали свои надежды на огромный флот из более чем 150 кораблей, который, как говорили, снаряжает Бекингем. Затем пришло известие о том, что Бекингем 23 августа убит Джоном Фелтоном — офицером-пуританином, служившим под его началом и руководствовавшимся как религиозными, так и личными мотивами. Тем не менее, 28 сентября флотилия из 114 кораблей прибыла. Два дня спустя англичане обстреляли с кораблей орудия, расположенные на дамбе. Ришелье и король лично вели огонь из пушки с незащищенных позиций напротив кораблей. 3 и 4 октября продолжалась перестрелка, затем разразился четырехдневный шторм, после чего английские корабли отступили. Французские войска теперь имели преимущество. Именно в этот момент Ла-Рошель решила начать переговоры. «Mercure» сообщала, что ее жители пытались есть кожу, отваренную в жире. Мясо собак и ослов считалось деликатесом. Более 13 000 человек умерли от голода. Капитуляция была подписана 28 октября.
Жителям гарантировались свобода вероисповедания и всеобщая амнистия, и только менее дюжины лидеров должны были быть высланы на шесть месяцев без конфискации имущества. Восстанавливалось отправление католического культа, одну из гугенотских церквей предназначили под католический собор. Отец Жозеф отказался от предложенного ему нового Ларошельского епископата. Старые привилегии и органы самоуправления города ликвидировались, и назначался интендант, ответственный перед короной за финансы, суд и обеспечение порядка. Стены и бастионы города, кроме тех, которые защищали его с моря, подлежали сносу. Ришелье, стремившийся к мирному сосуществованию с гугенотами там, где это не вело к политической опасности, и видевший главную свою задачу на этом этапе в том, чтобы привести к покорности лангедокских гугенотов, считал такие меры слишком суровыми. Когда французские войска 30 октября вошли в город, в нем оставалось всего 5400 жителей из 28 000 . Свыше ста человек умерло из-за того, что их организм не смог воспринять нормальную пищу. Людовик XIII совершил торжественный въезд в город 1 ноября, и Ришелье снял с себя военные доспехи. 10 ноября английский флот ушел. Неделю спустя Людовик вернулся в Париж, а 20 мая 1629 г. был подписан мир с Англией Клод Лоррен. Осада Ля Рошели войсками Луи 13. 1631г.